Осколки и заплатки (41)
Автор: Михаил Глебов, 1998
- ooo... Жизнь всякого расположения воли совершенно подобна временам суток или временам года. Здесь, как и в природе, цикл начинается с ночи (зимы), когда страсть спит. На рассвете страсть просыпается в виде неясного томления, когда человек невольно замедляет свои будничные дела и как бы прислушивается. Восходит солнце, и страсть обретает определенность. Человек с горячим энтузиазмом бросается в соответствующую деятельность; это как бы медовый месяц страсти. Через некоторое время бурная страсть утихает; выходит заминка, когда человеку кажется, что страсть вовсе оставила его, однако он не прав. Наступает день (лето) - дойная корова страсти: прежней горячности и нетерпения уже нет, зато проложена колея практической реализации. Это как с авиацией: в начале века был порыв, романтика, герои и мученики, но мало практической пользы; сегодня романтика стала повседневностью, зато рейсы многочисленны, регулярны и экономически окупаемы. Так продолжается довольно долго: день, я думаю, как минимум вдвое длиннее утра.
Наконец человек чувствует некоторую усталость, утомление от своей деятельности; одни вещи надоели, другие оказываются не так хороши, как казалось прежде; страсть явно угасает, солнце склоняется к закату. И как последние его лучи ярко бьют в глаза, прежде чем потухнуть, так человек тщетно стремится оживить умирающую страсть попытками реформирования. Ему кажется, что если все делать несколько иначе, если устранить отдельные недочеты, то конвейер заработает с новой силой. Не тут-то было: ведь сами недостатки стали бросаться в глаза лишь потому, что ослепление страсти ослабло. Чем дальше, тем все слабее и мельче эти попытки, и наконец становится до очевидности ясно, что песенка спета. Тогда поздний вечер переходит в ночь, и страсть прячется, укрывается, засыпает до нового урочного пробуждения. Однако в следующий раз она, сохранившись по существу, примет несколько иное внешнее обличье, так что не всегда сразу распознаешь старую знакомую.
- ooo... Начало всякой страсти, равно как и ее конец, малопродуктивны: в это время исполняется сравнительно небольшой объем практических действий. В начале человек слишком переполнен эмоциями и счастьем от проснувшейся страсти; с другой стороны, он еще не приладился, как ее удовлетворять наиболее удобным образом. В конце человек побеждается утомлением и растущим безразличием, а оставшаяся часть энергии уходит на вышеописанные реформы. День же подобен конвейеру: первоначальные восторги уже улеглись, усталость еще не пришла, солнце разумения ярко освещает место работы, а испекаемые блины, после некоторой начальной тренировки, перестали выходить комом.
- ooo... Проглядывает еще одно любопытное соответствие. Утром восходящее солнце не столько освещает местность, сколько бьет в глаза. Его косые лучи и длинные тени от предметов, в сочетании с туманом и волшебными блестками росы, не столько дают объективную картину местности, сколько создают настроение. На закате солнце также бьет в глаза; это значит, что человек больше смотрит на солнце, чем на то, что у него под руками. Утром он смотрел, потому что радовался рассвету; вечером смотрит, потому что скорбит о прощании с днем и надеется замедлить его уход. Днем же солнце стоит над головой и, следовательно, не слепит в глаза и не мешает, а напротив, как настольная лампа, освещает место работы. Нет уже сверкающей росы, нет дымки и волшебных теней; романтика спряталась, картина наконец стала объективной. Дневной прожектор изливает потоки света (разумения), так что мы видим, что есть, что нужно, и как нам этого добиться.
- ooo... Когда страсть уже склоняется к вечеру, всегда, как чертик из табакерки, выскакивает проклятый вопрос: а зачем, в сущности, я все это делаю? Хотя до сих пор важность и целесообразность делаемого не подвергалась сомнению.
- ooo... У всякой налетевшей страсти есть странное свойство: даже если она бушевала не больше недели, из нее выходишь уже несколько другим человеком. Возвращаешься к прежним делам, но сами дела эти выглядят как-то иначе, и все сделанное тобою доселе - уже не живое, а как отрезанный ломоть или документ, сданный в архив. Вроде как после бури меняется пейзаж: вывороченные деревья назад не воткнешь и обломанные ветки не приклеишь. Хороша ли, плоха ли случившаяся с тобой перемена, но она есть, и с ней надо считаться. А отсюда, кстати, частный вывод: что не доделал сегодня, завтра можешь уже не доделать.
- ooo... Если Господь, выводя человека из ада, последовательно ведет его от горшего зла к более легкому, то попущенная Им дурная страсть может иметь еще то значение, что как бы закрепляет переход от зла горшего к злу более легкому. Ибо человек не может держать сразу два арбуза, но когда берет другой, неминуемо кладет прежний.
- ooo... Мне кажется, что любое человеческое качество проходит сквозь всю вертикаль Мироздания, от глубочайшего ада до высочайшего Неба, и в каждом ярусе выражается тем способом, который соответствует этому ярусу. Взять хотя бы любовь мужчины и женщины. Базовое качество здесь - сочетание истины и блага. Это сочетание так или иначе проявляется в каждом ярусе упомянутой вертикали. Однако формы этого сочетания варьируются - от прелюбодеяния в нижнем аду, через блуд в верхнем, через чисто животную жажду совокупления на грани Небес и до возвышеннейшей супружеской любви во Внутреннем Небе.
И еще мне кажется, что человек, восходя из ада по этой лестнице степеней, не может миновать ни одной ступеньки, но, отрицая предыдущую ступень, одновременно утверждает последующую, от которой в известное время так же отказывается. А отсюда вытекает несколько еретическая мысль, что, отрекаясь от большего зла, человек должен утвердиться в меньшем зле, раз он не может сразу перескочить несколько этажей от зла к добру, равно как не может взять и тайм-аут. Ибо упомянутое базовое качество есть один из видов любви человека, и она постоянно напоминает о себе и не может вовсе никак не удовлетовряться.
- ooo... Хочу высказать опять-таки еретическую мысль о бессмысленности и невозможности (для непреобразованного еще человека) абсолютного воздержания от греха. Правда, что человек должен знать свой грех в лицо, признавать его грехом и желать избегать его; но лишь в меру сил, а не сверх силы. Правда, что в человеке, подступившим к порогу Последних Небес, приоткрывается духовная степень; но приоткрывается она сперва лишь чуть-чуть, самую малость, как спозаранку незаметно начинает синеть черное ночное небо; но как горели ночью фонари, так и горят, и не скоро еще потухнут. Мы не можем, поглядев на часы и обнаружив, что наступило утро, на этом основании погасить свет, ибо утро пока формальное и еще нескоро станет фактическим.
- ooo... В тысячный раз убеждаюсь, что к адским людям нельзя подходить близко, как бы приятно и доверительно они ни выглядели. Недаром они сравниваются с "гробами крашеными", которые снаружи красивы, а внутри полны всякой нечистоты. И тот, кто общается с ними на расстоянии, может получить даже некоторое удовольствие от созерцания их крашеных крышек; но тот, кто опрометчиво заглянет под крышку, задохнется от зловония. И вообще: не хочешь испачкаться - не подходи к канализации.
- ooo... Просил сантехника заменить в кухне текущий кран. Сантехник поменял прокладку, а от замены крана отказался под какими-то путаными предлогами. Я сразу не догадался, а наутро понял, что ему негласно запрещено производить сколько-нибудь крупный ремонт: он стоит денег, а деньги берет себе в карман бригадир, устроив на этом деле своеобразную монополию. В этом мелком случае, как в капле воды, отражается вся безысходность адского существования общества: министр утесняет своего заместителя, а старший дворник утесняет младшего. И потому все надежды укрыться от насправедливости на низших должностях - беспочвенны; более того, сержант утесняет солдата гораздо хуже, чем генерал - полковника. Ад простирается от самой вершины до самого дна общества, и на каждом уровне - свои хищники и свои жертвы, не теряющие надежды со временем также стать хищниками. Поэтому и те и другие - адские духи, гармонично составляющие единую адскую систему. Праведники же - не хищники и не жертвы, но экстертерриториальные лица, находящиеся под непосредственным смотрением Бога и не включенные в адскую систему, составной частью которой они по видимости являются.
- ooo... Праведник должен ясно понимать, что собственными силами он не может ни укрыться от несправедливости, ни защититься от адских людей. Нам кажется, что одна профессия или должность опаснее или, точнее говоря, грязнее другой. На самом деле любая профессия и должность грязна и опасна ровным счетом настолько, насколько ими заправляют адские люди. А поскольку эти люди везде в огромном большинстве, как наверху, так и на дне общества, то даже самое безобидное занятие становится из-за них чем-то полукриминальным. Даже дворник - и тот может быть принужден к осведомительству или воровской наводке. Не менее того ясно, что мерзость в России только на поверхностный взгляд масштабнее, чем мерзость в США или Германии: если помойка сверху прикрыта цветочками, она оттого не перестает быть помойкой; достаточно посмотреть хотя бы взаимоотношения героев какого-нибудь сериала.
И потому человек, питающий отвращение к адскому способу ведения дел, не может сам собою вырваться из этой тотальной системы, меняя профессии, должности, места работы или даже страну проживания. Он должен ясно понимать, что куда бы он ни пришел, везде встретит то же самое. Более того, он должен смириться с тем, что не может ни бороться с этой системой, ни противопоставить ей какую-нибудь свою доморощенную "праведную" систему; что сам собою он совершенно безоружен и наг, и если его еще не добили, то исключительно вследствие Божьей защиты. Но из этой тотальной незащищенности и уязвимости праведника вытекает парадоксальный вывод о его тотальной защищенности и неуязвимости, обеспечиваемой ему Богом на любом месте и в любой должности, лишь бы он не творил там грехов.
- ooo... Ток течет по проводу сам по себе, а тараканы ползут по нему сами по себе, хотя оба явления относятся к одному и тому же проводу. То же происходит и в обществе, где живут вперемежку злые и добрые люди. В некоторых частных случаях это очевидно: к примеру, в городе рядом с обыкновенными гражданами обитают многочисленные бандиты и уголовники, так что мы ходим среди них и живем рядом с ними, но вовсе о том не догадываемся. Мы гуляем по скверу, не задумываясь о том, что вторгаемся на территорию, давно поделенную между собой местными воронами, а наряду с ними и отдельно от них - кошками, собаками, мышами и Бог весть еще кем. И все эти взаимопересекающиеся системы умудряются мирно сосуществовать, не только не сталкиваясь, но по большей части даже не замечая друг друга; более того, редкие и случайные их столкновения рассматриваются как нечто из ряда вон выходящее. В эфире одновременно звучат тысячи радиостанций, но поскольку каждая из них находится на своей отдельной волне, то не мешает другим и в свою очередь не заглушается ими. Так и добрые люди в обществе живут как бы на своей волне, забронированной для них Богом и защищенной Им от адских людей. И как тараканы, ползущие по проводу, не могут нарушить течение электротока, так и адские люди, по видимости окружающие добрых и даже командующие ими, не могут без Божьего попущения причинить им никакого вреда.
Такое внутреннее разведение злых и добрых людей, живущих на Земле по видимости вместе, принадлежность их как бы к разным мирам, объясняется, скорее всего, тем, что внешние духи этих людей, обитающие в Мире Духов, сооветственно разведены: злые там пребывают со злыми, а добрые с добрыми. И потому выходит, как если бы мы держали и двигали на разных расстояниях от лампы предметы, а тени от них падали бы на стену, сливаясь между собой, и мы судили бы не о тенях по исходным предметам, а о предметах - по их теням.
- ooo... Наш земной мир - мир материальный, мир конечных проявлений - есть крайнее последнее в Божественном Творении, где оно пребывает в своей полноте. А это значит, что здесь собрано вперемежку и навалено все до кучи - и хорошее, и плохое, как тени бесчисленных предметов падают на один экран, причудливо сливаясь между собой. Но хотя тени перепутаны и слиты, породившие их исходные предметы раздельны и разведены, так что тень кошки может безнаказанно сливаться с тенью собаки, лишь бы сами они существовали раздельно. Злой человек, живущий рядом с нами, не может вредить нам потому, что он лишь по внешней казательности, лишь телом своим живет рядом с нами, тогда как дух его относится совсем к другому обществу; действует же именно дух человека, а тело есть лишь одно послушание.
- ooo... Если бы внешний дух каждого человека не пребывал в своем конкретном обществе Мира Духов, то не было бы столь разительной разницы в мировоззрении и взглядах на жизнь у живущих рядом и, казалось бы, вполне сходных между собою людей. Часто даже разговор о пустяках вскрывает такую бездну взаимного непонимания, какая возможна разве что с инопланетянами. Просто каждый смотрит на мир под тем углом зрения, который объективно присущ его духовному обществу.
- ooo... Сведенборг пишет, что иудеи только для того были выведены из Египта в землю Ханаанскую, чтобы там прообразовать Церковь Господню. А так как все они были людьми совершенно внешними и к тому же злыми, то принуждались к служению чудесами. Получается, что внутреннее соблюдение культа спасает соблюдающего; соблюдение же культа внешнее, хотя и не спасает его, но, тем не менее, необходимо для существования Мироздания как изображение Небес в последних. На ту же тему были еще высказывания: (1) Иудейство и христианство потому распространились по всему миру, что их последователи читают Слово, и, таким образом, оно везде читается. (2) Ангелы жаловались, что не видят на Земле никакого духовного света, так что их Небесам не на что опереться. То есть Небеса со всеми своими законами и реалиями должны некоторым способом изображаться в материальном мире как в своем последнем. Если же они там не изображаются, то как бы теряют устойчивость, как вода не держится в разбитом сосуде. Еще важнее, что многие изображения достаточно выполнять формально, вроде иудейского или православного культа: это могут делать даже люди злые и вовсе не понимающие смысла того, что делают. Они уподобляются дрессированному животному, которое проделывает трюки на потеху публике, но само нисколько не понимает их смысла.
- ooo... Возможно, что в древние времена, когда люди были праведны и жили согласно Науке Соответствий, изображение Небес в последних осуществлялось естественным образом, ибо жизнь в свободе и разумении согласно Заповедям сама по себе соответствует жизни ангелов. Когда же люди пали и стали злы, прямое соответствие нарушилось, обратившись в свою противоположность, т.е. в прямое соответствие адскому быту. И чтобы Небеса не потеряли свое последнее и вместе с ним свою устойчивость, падшим людям был дан прообразовательный культ - некоторая зашифрованная формула, черный ящик, где внешняя форма была разведена с внутренним содержанием, так что людям предписывался свод необходимых действий, но не сообщался смысл этих действий. Единственным духовным требованием было благоговение и чувство святости при исполнении культовых действий. Так хозяин не объясняет лошади, зачем он едет туда или сюда, но просто требует его везти куда сказано, притом быстро и без выкрутасов. Но если бы злые последователи прообразовательного культа узнали истинный смысл того, что они делают, они профанировали бы его.
- ooo... Ту же ситуацию можно еще представить так. Допустим, был проектный институт, где умные, понимающие инженеры рассчитывали конструкции. Но все они ушли, и на их место набрали неграмотных дураков; а проекты между тем выпускать надо. И тогда для них разработали шпаргалку: какую балку по какой формуле считать. И дураки смотрят в шпаргалку и, не понимая сути, чисто механически подставляют цифры в формулы; и институт продолжает работать. От этих дураков требуется лишь внимательность и добросовестность; смысл же делаемого от них скрыт. Вот почему нельзя бранить православие: оно именно таким образом выполняет предначертанную ему задачу.