Религия
Автор: Михаил Глебов, 1997
Сведенборг и христианство
Учение Сведенборга занимает совершенно особое место среди религий Земли, по крайней мере, среди различных течений христианства. Сведенборг не только признает Христа, но и основывает на нем, как на Господе, всю картину Мироздания, видимого и невидимого; следовательно, его учение относится к христианству. (Ислам тоже признает Христа, но лишь в качестве пророка, т.е., признавая существование Его как человека, и даже праведного и святого, не признает Его Богом).
Но все течения христианства имеют свою генеалогию, т.е. происходят от некоторых предшествующих течений, видоизменяя их в частностях. Так, католицизм выделился из раннего византийского православия, лютеранство - из католицизма, а различные протестантские церкви и секты - уже из лютеранства (и потом друг из друга). Изучая историю этих конфессий, нетрудно проследить, как со временем изменялись одни и те же догматы, то эволюционно (в пределах данной конфессии), то революционно, при выделении из нее новой конфессии или секты.
Эти изменения догматов в точности отражают степень понимания людьми предмета своей веры. Их понимание, с одной стороны, совершенствуется новыми откровениями, даруемыми Богом отдельным членам Церкви, с другой же - запутывается и искажается домыслами отлученных от Небес богословов и религиозной практикой обывательских масс. В результате эволюция христианства идет точно так же, как и развитие цивилизации вообще - неравномерно, скачками, зигзагами, с периодическими откатами назад.
В сущности, нет никакой принципиальной разницы между развитием науки и богословия: они лишь относятся к разным частям единого Божьего Мироздания, так что наука занимается видимым, природным, физическим миром, а богословие тщится проникнуть за его грань. И там, и здесь есть некоторая объективная данность: изучаемое ботаникой растение существует столь же несомненно, конкретно и определенно, вплоть до последнего волоконца, как и ангел, изучаемый богословием; следовательно, и наука и богословие имеют своим предметом совершенно определенные объекты и пытаются постичь их силами земного человеческого разума и тех откровений, которые человек традиционно приписывает собственной сообразительности.
Есть предмет изучения, являющийся вещью в себе, со всеми своими реально существующими свойствами, сотворенный Богом и совершенно известный Ему, а человек суетится вокруг, надеясь хотя бы краешком взглянуть на то, что Бог видит полностью и абсолютно. И так как этих косых взглядов недостаточно для универсального постижения проблемы, то отдельные искры верного понимания всегда бывают густо сдобрены всяческими глупостями и фантазиями, и развитие любой науки в значительной степени выражается борьбой последовательно сменяющих друг друга заблуждений. И в науке, и в богословии люди карабкаются с земли вверх, к Истине, споря между собой. В математике мертвые арифметические константы уступают место алгебраическим функциям, а те через много веков - дифференциальному исчислению. И функции, и дифференциалы объективно существовали всегда, но люди додумались до них постепенно. И когда математик говорит о достижениях своей науки, он как бы ведет рассказ с передовой. Он - как солдат, за спиной которого добытые кровью и потом завоевания, а впереди - бескрайняя страна неведомого.
Представим теперь, что Бог, наскучив сетованиями ученых, сказал им: "Вот, Я даю вам сумму математики (подобно "Сумме теологии" Фомы Аквинского) в ее исчерпывающем, итоговом изложении, а вы уж разбирайтесь, кто насколько сможет". Понятно, что ситуация кардинально изменилась: истину уже не надо искать, она дана, и проблема теперь в том, чтобы постараться охватить земным разумом эту бескрайность. Прежде ученые шли от частного к общему, представляя это общее как гипотезу, и всегда ошибались; теперь же общее дано, и трудность заключается в том, чтобы понять это общее и правильно выводить из него частности.
Подобно тому и богословие веками продиралось сквозь тучи суеверий, мертвой обрядности, корысти и властолюбия иерархии, по крохам совершенствуя свое ведение Бога, проливая реки крови в религиозных войнах. Каждый новатор брал существующее учение и прибавлял к нему нечто новое или отсекал лишнее. Поэтому развитие христианства совершалось плавно и непрерывно, новое непосредственно вытекало из предыдущего, и каждому современному течению легко найти предшественника, что и подтверждает довольно-таки дрянная "Энциклопедия мистицизма" [бульварное издание, которое я из любопытства купил]. Какого бы реформатора, какое бы учение ни найти в этой книге, везде сказано, из чего он исходил, что именно развивал и в какую сторону. И лишь на Сведенборге происходит заминка. Автор пишет: "Учение Сведенборга о предметах Божественных не имело никаких книжных источников. Богословских и мистических сочинений он вовсе не читал. В произведениях его теософия его является уже готовою, и он занят только ее разъяснением и распространением".
Вот это и является главным: его система не требует развития, она уже готова, и вся задача состоит лишь в том, чтобы донести ее до людей. Его задача - не исследование, а популяризация. И именно поэтому его учение вовсе не является учением в традиционном земном понимании. Учение в науке есть некоторая сумма эмпирических фактов, связанная гипотезой общего порядка. У Сведенборга нет гипотез, и идет он от общего, совершенно известного ему непонятно откуда. Обычные религии пробиваются к Истине снизу; через Сведенборга же Бог открывает Истину сверху.
О факте Воплощения Христа
Все течения христианства ставят Воплощение в самый центр своих учений, сосредотачивают на нем все внимание; вера в евангельские факты признается абсолютно необходимой для спасения. Но подход Сведенборга, по меньшей мере, необычен: он признает громадное значение этого факта, но… почти не останавливается на нем.
Воплощение и страдания Христа - абсолютно необходимый элемент Домостроительства Божия, ибо без него вечная блаженная жизнь ангелов была бы невозможна. Земное бытие человека есть последняя степень Божественного порядка, а что не существовало в своей последней степени, то не может существовать вечно в духовном мире. Следовательно, с воплощением Христа ангельское состояние получило свою вечность и незыблемость, будучи закреплено в последней степени Божественного порядка. Сведенборг упоминает об этом очень вскользь, так что если бы я читал книгу ["О Небесах и аде"] не столь внимательно и многократно, то наверняка вовсе не обратил бы на это внимания.
Согласимся, что для христианского автора такое, не побоюсь сказать, игнорирование центрального пункта всех христианских учений по меньшей мере странно. Однако ведь и о творении Вселенной он тоже почти ничего конкретного не говорит! Объяснение, скорее всего, состоит в том, что как Творение, так и Воплощение, безмерно важные для Мироздания в целом, не относятся к делу непосредственного спасения каждой конкретной личности. Известно, что Бог открывает нам не все подряд, а лишь то, что непосредственно необходимо для нашего спасения. Вещи величайшие и важнейшие не открываются нам только потому, что не имеют к формированию нашего духа никакого прямого отношения.
Мы всегда окружены мириадами лишних данных, отвлекающих нас и затемняющих суть дела, и стараемся избавиться от них, но только не в богословии. Если колхозник работает на комбайне, какое ему дело до машиностроительных чертежей? - ему надо лишь хорошо управлять комбайном. Если семья живет в доме, зачем ей знать, из какой марки бетона выполнены перекрытия? - лишь бы они держались. Если единственной задачей нашей земной жизни является спасение, т.е. воспитание своего духа согласно Божьим Заповедям, то нам жизненно необходимо знать эти Заповеди и все к ним относящееся, но никак не устройство Вселенной или особенности быта ангелов.
Судя по всему, истинное значение Воплощения относится именно к этим невероятно общим предметам, и потому оно, являясь центральным событием в существовании Мироздания, не является таковым в смысле конкретного спасения от преисподней конкретного Ивана Ивановича. Без него ни помянутый Иван Иванович, ни любой другой человек, живший от сотворения Вселенной, не мог бы получить вечной жизни; но если Иван Иванович поклоняется Перуну и ничего не слыхал о Христе, он все равно может спастись, если только из своей языческой веры усвоил и применил на практике содержащиеся там и общие для всех людей и религий моральные истины.
Кроме того, Сведенборг прямо указывает, что Воплощение произошло только на нашей планете, но все остальные обитаемые планеты верят в того же Господа, хотя, возможно, тамошние люди ничего не знают о Воплощении, по крайней мере до тех пор, пока они не умерли и не стали причастными общей ангельской мудрости. То есть мы можем сказать, что Иисус Христос является нашим Спасителем в гораздо более широком смысле, чем это принято думать, ибо спасает не конкретных людей, а обеспечивает саму принципиальную возможность вечной посмертной жизни в ангельском состоянии.
Но именно этот безмерно общий масштаб, с другой стороны, приводит к тому, что знание о Воплощении и даже вера в него не оказывают существенного влияния на спасение конкретного индивида, от которого требуется лишь признание Господа как Отца Небесного и следование на деле Его Заповедям. Кстати, ведь и Сам Христос сказал: если кто хулит Сына Человеческого, то простится Ему, а кто похулит Духа Святого, тому не простится ни в сем веке, ни в будущем. То есть о земной жизни Христа можно не знать, можно даже в нее активно не верить; но в Господа, Который на Небесах, Который есть Господь Вселенной, верить абсолютно необходимо. Христос на Земле есть Воплощение Бога - явление заведомо запредельное для понимания природного, земного человека, - и ему дозволяется не верить. Другое дело - Господь Сам по Себе, не в краткие годы Своей земной эпопеи, а в Вечности. Кто не верует в Него, тот Ему противится, а кто противится, тот уже осужден.
КПД религии
Если человеку нужно в магазин, находящийся в соседнем доме, он пойдет прямо к этому дому и еще срежет путь через газон; но он заведомо не станет путешествовать три раза вокруг квартала. Мы слишком ограничены во времени и силах, чтобы позволять себе роскошь тащиться кругом там, где можно пройти прямо.
Это в той же (если не в большей) степени относится и к вопросам формирования нашего духа. Бывает, что на пути к магазину построен забор, и хочешь - не хочешь, а иди в обход. Православие представляет именно такой кружный путь. Пройденный твердо и последовательно, он приводит в конце концов к Небесам, но какой ценой! Сколь низок КПД этого пути! Вообще, любая религия (если она, конечно, не сатанинская, как в Карфагене или у Майя) представляет собой один из путей к Богу, приспособленный к восприятию людей той или иной страны и эпохи. Вопрос лишь в КПД религии - численном отношении зерен истины к массе мифологии и прочего шлака.
Понятно, что Учение Небес духовно, как и сами Небеса духовны, и потому множество важнейших вещей не может быть выражено земным языком. Понятно и то, что человек пал, отвернулся от Небес и злостно не понимает даже того, что мог бы понять. Чем ниже пало то или иное общество, тем больше шлака содержит его религия, тем меньше в ней небесного и больше земного. С одной стороны, только в этом случае она будет принята массами; с другой же, Бог оберегает падших людей от падения полного и окончательного, которое неизбежно произойдет, если люди сперва познают Истины, а потом отрекутся от них и станут их хулить. Именно этим объясняется крайняя зашифрованность Ветхого Завета.
Христианство по сравнению с фарисейством представляет колоссальный рывок вперед; однако Церковное Предание последующих веков снова отбросило верующих назад. Ветхий Завет скрывал Истину в недоступных глубинах, предоставляя на поверхности сложнейшую, обременительную обрядность. Евангелия вовсе не содержат обрядовых правил, но Вселенские Соборы исправили эту досадную ошибку Бога, "доработали" Евангелие за Него. Достаточно прочитать на выбор любую книжонку из того сорта макулатуры, которой торгуют во всех свечных ящиках и даже в переходах метро, чтобы увидеть, как мало там света и как много шлака.
Человек, твердо следующий православию, но лишенный прямого Божьего откровения, вынужден проделывать гигантский и на 90% излишний путь. Кто-то постится до полусмерти; кто-то раздает все имущество "нищим", которые в действительности составляют мафию; кто-то уходит в монастырь и отрекается от нормальной жизни, которая одна только и потребна для Небес; иной сидит в затворе, молчит и лишь читает псалмы; другой простаивает ежедневные службы; и все это не нужно, все - шлак, балласт, обуза, невероятно долгий, кривой и мучительный путь, который, сверх того, часто приводит людей если не к аду, то, по крайней мере, к весьма безрадостной загробной участи.
И я должен быть безмерно благодарен Богу за то, что Он соблаговолил через писания Сведенборга открыть мне путь кратчайший, содержащий, возможно, 10% балласта, но 90% - истины. И как в православии 10% жидко разбавленной истины обрекали всякого верующего на 90% бесполезных или напрямую вредных поступков, так у меня сейчас есть возможность невероятно сэкономить силы, изначально, не приступая к делу, еще в теории отбросить множество лишнего и вредного и с первого шага начать действовать методически правильно.
В этом вся суть! Пусть я промешкаю еще неделю, еще месяц, еще год, пусть с точки зрения окружающих мои действия будут неоправданно пассивны, но на данном этапе в мою задачу не входит скорость: сейчас необходимо отработать азы, и когда оное будет достигнуто, скорость придет сама собой. Ибо лучше остаться в гараже и закончить ремонт автомобиля, чем пускаться в дальнюю дорогу на чем есть. И всякий бегун сперва развяжет путы на ногах и только потом включится в гонку. Старт может быть трудным, запоздалым, неудачным; но впереди вся трасса, а результат выясняется на финише.
Обаяние православия
Протестантизм всегда ассоциировался у меня с холодным осенним днем, когда воздух чист и прозрачен, кресты лютеранских кирок впечатаны в серое небо и сквозняки выдувают изо всех углов застоявшийся воздух.
То ли дело православие - что-то древнее, необозримо огромное, мягкое, запутанное, звенящее колоколами, звучащее ирмосами и стихирами, с намоленными темными иконами, с оранжевым блеском свечей в долгие зимние вечера, с золотыми окладами и славянской вязью, - уютное, доброе и притягательное, как волшебная сказка. Здесь творили свои поучения Отцы Церкви, летописцы писали в кельях тысячелетнюю повесть, здесь сонмы святых, чудотворцев и мучеников незримо окружают благоговейного прихожанина. Время здесь остановилось: первое тысячелетие ярче и реальнее, чем наше; византийские святые соседствуют на иконах с Иоанном Кронштадтским, и священники в расшитых ризах пятнадцать веков служат литургию Златоуста. Миллионы ног стерли плиты приземистых средневековых храмов, где вчерашний семинарист в очках читает нараспев по рукописному Евангелию допетровской эпохи. Это - живой музей, сокровищница древностей и преданий, и как-то естественно верить, что Владимирская икона Божьей матери действительно написана Св. Лукой; и не удивишься, если из дальнего угла храма вдруг выйдет боярин в собольей шубе или выскочит Василий Блаженный.
Протестанты (и даже католики) поспешают за современностью, корректируя свои проповеди в соответствии с последним социологическим опросом; православие же незыблемо, как тысячелетний дуб, погруженный в воспоминания и возвышающийся над суетливой злобой дня. Эта гора никогда не придет к Магомету, и затюканный житейскими неурядицами Магомет не найдет здесь живого отклика на свой наболевший вопрос; но он может скрыться под сенью древнего великана, войти - и кануть, и жить волшебными снами минувших столетий.
Протестантский проповедник сам от мiра и живет в мiре, и учит мiрян надлежащему ведению мiрских дел. Вот появился Дарвин со своей наукой - и тут же какой-нибудь анти-Дарвин выступил со своей наукой же, доказывая Божественность Творения на примере павлиньего хвоста и полураспада изотопов углерода. Вот Папа сунулся с телесным вознесением Девы Марии, - и тут же протестант-библеист предъявляет пухлый том доказательств о недостоверности источников по данной тематике. С учеными по-ученому, с домохозяйками по-простому, с детьми - в хороводах и на утренниках, с бизнесменами - в деловых клубах, с наркоманами на рок-концертах, - всюду протестант-проповедник находит аудиторию, к каждой подстраивается, проникает во все щели, долбит по радио, телевидению, распространяет газеты, пристает на улицах, - и медленно, но верно добивается своего. От него отмахиваются, но Христа признают хотя бы уже в силу тысячекратного повторения.
Не то в православии. Священник в театральной одежде и с бородой Иоанна Грозного отпирает кованую в XVII веке дверь церкви; согнутые бабки в темных платках облепляют его, кланяются, целуют руку. Медленно и с достоинством, отвечая бабкам через плечо, движется он к алтарю среди золотых икон под низкими сводами. Попробуйте подойти к нему и посоветоваться о наболевшем, - и быстро выяснится, что вы - никто, что ваше присутствие здесь безразлично, ибо Церковь простояла без вас две тысячи лет - и еще столько же простоит.
И вдруг оказывается, что на Православие лучше смотреть издали, не выходя из дома; вблизи очарование его тускнеет, заменяясь острой неудовлетворенностью. Ибо Церковь, как античный Нарцисс, живет и любуются только сама собой, являя поразительное пренебрежение к пришедшему за духовным окормлением человеку. Кто здесь улыбнется новичку, заговорит с ним, ответит на вопросы? Какой священник станет вникать в ваши духовные проблемы, если вы, протолкавшись сквозь шипящих старух, не уложитесь в тот краткий отрезок времени, когда он шествует от алтаря к своему излишне основательному коттеджу или обратно? Какое ему дело, что невозможно нормальному человеку, особенно после работы, выстаивать на ногах в толкучке два или три часа, слушая непонятный и непереводимый славянский речитатив? Кто из них одергивал не в меру ретивых богомолок, самочинно указывающих вам, где стоять, куда ставить свечи, и оговаривающих каждое ваше движение? Почему Евангелия, раздаваемые протестантами бесплатно, стоят в церковных ларьках дороже, чем детективы в метро? Почему никто не разгонит наглых и вонючих нищих, теснящихся у входа?
С тяжелой душой, мимо звенящего медяками свечного ящика, сопровождаемый бормотанием нищих, покидает искавший успокоения человек темные от свечной гари своды, и уже за поворотом отмахивается от молодого нахала, настоятельно приглашающего посетить в выходной новоявленную "евангельскую церковь", разместившуюся в зале прогоревшего советского кинотеатра.
Традиционное христианство
Из предисловия к последней купленной мною книге Сведенборга вытекает, что в разные периоды истории человечества восприятие людьми Божественных Истин было неодинаково. Соответственно менялись формы Писания, которое Бог давал этим людям.
Первоначально люди мыслили мифологемами, иррационально-поэтически, и воспринимали Истины Слова не через логику, а через данные в нем образы. Отсюда - все мифологии древних. Совершенно очевидно, что к началу нашей эры способность эта была людьми полностью утеряна.
На смену мифологии пришла дидактика - начиная с Екклесиаста в Израиле и Сократа в Греции. Принципиальная разница между ними та, что мифологемы внерациональным путем позволяли постичь высокие духовные истины, хотя этот способ мне совершенно непонятен; дидактика же есть конкретные поучения, как людям жить на свете, т.е. относится она не к духовному смыслу земной жизни, не к корням и причинам, а лишь разъясняет человеку, как ему правильно себя вести. Здесь понимание причин подменяется обращением к авторитету: "Так сказал Христос".
Буквальный смысл Евангелия есть рассказ о фактах из жизни Христа вперемешку с его поучениями. Эти поучения потому называются притчами, что их духовный смысл как бы отведен на второй план и скрыт без однозначного толкования. Апостолы еще упростили дело, сказав обращенным язычникам, что им следует придерживаться только двух принципов: не делать другим того, чего не желаешь себе, и воздерживаться от блуда (который язычники, видимо, от души желали как себе, так и друзьям). Оба эти принципа всецело относятся к действию и не содержат видимых причин, почему следует поступать именно так. Объяснение одно - так велел Бог.
Однако известно, что человек может возвышаться в Небеса лишь посредством разума, и Любовь его только по мере соединения с Разумом обретает Мудрость, без Разума же она оказывается Безумием. Чтобы делать настоящее Добро, т.е. Добро от Господа, а не по самости, человек должен ясно понимать, что такое Добро и что таковым не является. Для этого ему мало знать на память расписание постов и тексты молитв, - ему нужно понимать смысл делаемого им, понимать, что хорошо и что худо, и почему это так. Тот же, кто не разумеет смысла, а просто некритически выучил факты веры, возвышаться не может, ибо не видит предметов мудрости в себе, но тупо заимствует ее от других, как попугай или магнитофон, со всеми ошибками и искажениями своего источника.
Такой человек не может подняться выше Последних Небес. Следовательно, Церковь, которая заставляет людей выучивать догмы без их понимания и даже прямо запрещает лезть куда не следует, является Церковью натуральной, Церковью Последних Небес. Она подобна Прокрустову ложу: незнающих дотягивает до своих догм, слишком способным - обрубает ноги. Еще она подобна начальной школе, с тою лишь разницей, что школа никому не возбраняет учиться дальше, а Церковь возбраняет. Церковь знаменует собой некоторый уровень постижения духовных предметов, о качестве которого можно судить хотя бы уже по тому, что Бог у них пребывает в Трех Лицах, ангелы блаженствуют от безделья, а грешников, тщетно рвущихся в Небеса, поджаривают черти с рогами и хвостом. Вкрадывается мысль, что чем так знать, лучше вообще не знать. Однако это неверно.
Церковь дает людям главное: она учит, что есть Бог, который требует от нас добра, и есть вечная жизнь, которая будет наградой или расплатой за нашу жизнь на земле. Это - ключевые положения религиозной дидактики; не приняв их, не уверовав в них, невозможно двигаться дальше, как невозможно читать романы, не зная азбуки, и вникать в интегралы, не выучив арифметики. Любая из традиционных конфессий - необходимая ступень в духовном развитии всякого человека. Не каждый ребенок ограничивается в учении начальной школой, но каждый оканчивает ее. Не каждый возрождающийся человек удовлетворяется традиционными верованиями, но каждый должен пройти через этот этап. Я не верю в способности человека, минуя букварь и чистописание, плодотворно работать в науке или литературе.
В целом можно сформулировать простой тезис: для людей, способных достичь большего, чем уровень Последних Небес, традиционная Церковь необходима, но не достаточна. Вступив под ее своды, они должны не останавливаться, не глазеть по сторонам, не вникать в детали обрядности, а идти походным шагом, пересекая местность насквозь от одного края до другого в кратчайший срок.
Православие подобно бескрайнему лабиринту: войдя в него, можно без толку, но с удовольствием блуждать всю жизнь. Так, впрочем, бывает и в любом мiрском деле: нет дела столь малого и незначительного, которое, при пристальном к нему внимании, не разрослось бы до бесконечности. Ученые-энтомологи тратят всю жизнь на изучение мух и тараканов; но другие люди проходят, отмахиваясь, мимо них, и знают лишь, что мухи существуют и иногда кусаются, не вникая в дальнейшие подробности. Ибо самое главное для нас - правильно обустроить нашу собственную жизнь, а все вспомогательные дисциплины нужны лишь постольку, поскольку помогают в решении главной задачи. Если мухи мешают мне спать, я позабочусь о том, чтобы устранить их из комнаты, но отнюдь не стану тратить время и силы на изучение их жизни и повадок.
Мы должны изучать полезные для нас вещи не так, как читают роман, а как работают со справочником или энциклопедией. Куда бы мы ни обратились, на один грамм нужной нам информации всегда приходятся тонны ненужной и, что еще того хуже, ложной. Проблема наша состоит не в усвоении всех этих никчемных тонн, а в обнаружении среди них золотого зерна и в применении его к делу. И как лозоходцу его прут указывает рудные жилы, так наша интуиция вкупе с Божьим наитием ведет нас мимо книжных завалов к тем единичным книжкам или статьям, которые могут нам помочь. Богословскую премудрость пересекают походным шагом поперек, как и всякое болото: остановишься - засосет, и лишь стремительность движения позволяет человеку оставаться на поверхности.
|