Начало Деградация советской школы

Автор: Михаил Глебов, ноябрь 2002

Пионеры всей страны
Делу Ленина верны.
Только двоечник Аверин
Делу Ленина не верен.

У меня сложилось такое реакционное мнение, что в наибольшей степени задачам Общего Образования отвечала дореволюционная церковно-приходская школа. Она была достаточно короткой (до 4-х классов), там преподавали чтение, письмо, арифметику, Закон Божий и (кажется) элементарные начатки истории и географии. И все! Освоив при помощи розог этот общеобразовательный минимум, подростки могли с толком употребить дальнейшее время для освоения реальных профессий: сапожников, пирожников, земледельцев, приказчиков в лавках. Им не давали ничего лишнего (или почти ничего), а только те азы, без которых уже в XIX веке прожить было нельзя.

Совсем иначе обстояло в гимназиях, перегруженных трудоемкими и заведомо бесполезными предметами. Скажите, зачем нужно было знать одновременно английский, немецкий и французский языки, не говоря уже о греческом и латыни? Зачем требовалось глубоко вдаваться в математику или зубрить последовательность римских консулов? - На это уже тогда чиновники от просвещения высокомерно твердили об "общем образовании", необходимом каждому культурному человеку; но этот, условно говоря, "культурный человек" по выходе из гимназии фатально забывал всех консулов и греческие падежи, потому что никогда не использовал их в своей реальной жизни. У писателя И.Гончарова есть характерное рассуждение на эту тему:

И я когда-то учился, и по-латыни, и римскую историю. Еще и теперь помню: там консул этот - как его… ну, черт с ним! Да ведь, ей-Богу, затем и учат, чтоб забыть. Все эти чиновные и умные люди, ни один не скажет, какой это консул там… стало быть, учат так… потому что порядок такой! Чтоб по глазам только видно было, что учился. Да и как не забыть: ведь об этом уж потом ничего никогда не говорят, а заговори-ка кто, так, я думаю, просто выведут!

Большевики, придя к власти, немедленно (и справедливо) заклеймили гнилую сущность дворянского образования, но тут же совершили другой перегиб, обрушив на несчастных детей всю тяжесть естественных наук. Конечно, подспудной целью этого было - утвердить подрастающее поколение в материализме, в отсутствии Бога и, следовательно, расчистить почву для насаждения марксистской идеологии. Очень может быть; но, согласитесь, с практической точки зрения будущему слесарю знать теорему косинусов ничуть не лучше, чем будущему присяжному заседателю - латынь Цицерона. Вот они и не учили - ни те, ни эти, - всеми силами души сопротивляясь ненужному знанию, которое в них насильно запихивали.

Тем не менее, надо признать, что именно в советское время была сделана попытка - и довольно удачная - расширить понятие "средней школы" до всеобъемлющего учебно-воспитательного комплекса, в жернова которого ребенок попадал на долгие десять лет и непрерывно вертелся там, обтачиваясь по советским лекалам. Большевистские лидеры хорошо понимали (не чета теперешним), что всякое стадо лишь тогда будет крепким, здоровым и оттого способным приносить много молока, шерсти и мяса, если пастух неотлучно возится с ним, подмечая и устраняя в зародыше любые непорядки. Поэтому всем детям по закону было велено ходить в школу десять лет, с семи и до семнадцати; первую половину дня они были заняты на уроках, вечером решали домашние задания, а кто успевал побыстрее - для тех существовала разветвленная сеть всяких "кружков" и профильных школ типа музыкальной; и я хорошо помню, что было стыдно не числиться хоть где-нибудь. "А ты чем увлекаешься?" - "Да так, ничем…" - и люди округляли глаза, и высокомерно отходили прочь.

Первая цель, достигаемая этой тотальной занятостью, состояла в том, что ребенок не был предоставлен самому себе и оттого не имел времени бить стекла рогатками, но постоянно крутился при воспитателях, которые обучали его чему-то интересному, полезному, и к тому же с марксистским уклоном. Это была хорошо продуманная фабрика социалистических винтиков, и в годы Перестройки ее за это нещадно ругали; но теперь, кажется, всем стало ясно, что честный "винтик", исполняющий свое дело, неизмеримо полезнее для общества, чем нынешние уголовники. Итак, советские учителя учили и немножко воспитывали, а пионерские и комсомольские вожаки, по мере их скромного разумения, пытались воспитывать и также немножко учить. Эти две системы - партийная и предметная, сплетаясь воедино в каждой школе, действовали на ребят, словно тот преобладающий на местности ветер, которого мы даже не замечаем, а между тем стволы всех деревьев, даже могучих, подозрительно наклонены в одну сторону.

Другое дело, что с годами (и особенно после Хрущева) обе составляющих советской школы стали необратимо вырождаться. Уже в семидесятые годы пионерия сделалась формальной, чисто бумажной организацией, над которой дети посмеивались и, бывало, даже стыдились носить красные галстуки; нечто подобное вышло и с комсомолом. Этот мертвый пласт сам собою отделился от живой детской массы и дальше придавливал ее сверху словно одеялом, которое она норовила скинуть; но даже и такая мертвечина приносила пользу, насколько изолировала юные души от криминального холода вовне. Когда же Ельцинские министры наконец сорвали это обветшавшее до дыр одеяло, в душах целого поколения произошел немыслимый прежде надлом: ибо в советское время нельзя было представить, чтобы дети открыто и убежденно говорили: я стану бандитом, а я - проституткой, и вообще работают одни только дурни. Ибо здесь скрывается не только личная гибель этих людей (и в земном, и в вечном смысле), но и гибель того общества, которое безрассудно отдало своих детей во власть духам ада.

Что же касается "обучения наукам", разложение здесь также шло по пути отрыва от реальных потребностей детей, но в угоду спеси советских правителей, которые объявили на весь мир, что наше образование - самое лучшее, наши дети - самые грамотные, и не просто грамотные, но даже знакомы с высшей математикой, ядерной физикой, строением клетки и другими научными достижениями современности. Пускай на гнилом Западе доселе учат своих придурков читать по складам; а наши-то хоть сейчас готовы и в космос лететь, и ядро расщеплять во славу Коммунистической партии!

В результате такого подхода, не имевшего ничего общего с реальными потребностями детей, школьные предметы становились все более заумными и оторванными от жизни; иначе говоря, в общеобразовательную школу проникало все больше узко-специальных знаний, истинное место которым - в профильных учебных заведениях. Мало того, безрассудное стремление напихать в программу таких вещей побольше привело к тому, что они теснили друг друга, не позволяя учителю как следует разъяснить их детям, которые ведь не все умники и не все отличники. Под грудой этой никому не нужной фактологической зауми были похоронены как действительно важные основы наук, так и их философское осмысление, из которого человек формирует себе мировоззрение - да хоть бы и коммунистическое, между прочим. В той же степени были выкинуты практические приложения знаний к делу - и теперь ученики пятого класса рассматривали на ботанике в микроскоп чешуйки лука, отыскивая там ядра и мембраны клеток, а между тем не умели отличить дуб от тополя и съедобную бруснику от смертельно ядовитой волчьей ягоды.

И по мере того, как советское время все дальше склонялось в Застой, обе функции средней школы - и образовательная, и воспитательная - переставали отвечать своим целям, отмирали и как бы отстранялись от учащихся, на манер гимназической древней латыни. Все меньше живых связок оставалось у них с детьми; и тогда дети, вынужденно заключенные в этом футляре, повернулись к нему спиной, а лицом друг к другу, и занялись более интересными делами: мелкой спекуляцией, наивным развратом, копеечным хулиганством, избиением слабых. Ибо пастух ушел (или умер), а без пастуха стадо паршивеет и расхищается волками. Именно это же самое - и по той же причине - плодилось внутри Советской Армии и называется теперь "дедовщиной". И когда с крушением СССР рухнули и советские нормы жизни, громадная масса подростков вовсе забросила школу, не приносившую им никакой пользы, и прямо подалась в уголовники.

И если наши горе-правители захотят хотя бы отчасти уберечь подрастающие поколения россиян от поголовной неграмотности, им придется храбро очистить среднюю школу от интегралов, нейтронов и микроскопов, и вернуть ее на старый добрый церковно-приходской уровень, без которого сегодня мудрено прожить даже "новому русскому бизнесмену".

* * *

Я, например, не понимаю, зачем среднему гражданину решать такое количество задачек по алгебре и геометрии, вызубривать доказательства теорем или разложение суммы квадратов косинусов, не говоря о совершенно диких попытках втолковать будущим слесарям дифференциальное и интегральное исчисления! Не то что слесари, но даже инженеры, даже главные конструкторы отделов (по крайней мере, в строительстве) в жизни не пользовались интегралами, потому что таких вещей нет в нормативных документах, и еще потому, что сегодня действительно сложные расчеты выполняются компьютерными программами; и даже в самих этих программах никаких интегралов нет, а только приближенные методы типа "конечных элементов". Я сам на протяжении нескольких лет был инженером, притом - расчетчиком, и торжественно клянусь, что не испытывал ни малейшей потребности в знании интегралов. То есть здесь уже следует говорить о том, что даже в институте высшая математика преподавалась зря, не то что в школе.

Да, конечно, существуют такие сферы человеческой деятельности, где интегралы нужны - и не только интегралы (это все же азы математики), а такие дебри, которые и в страшном сне не приснятся. Только где они, эти высокие сферы? В Академии наук, в вопросах ракетостроения, в физике ядра? - Ну так и флаг вам в руки! Организуйте себе учебное заведение, напихайте полные семестры математики, и пусть те ребята, которые бредят ею, учатся всласть и приносят пользу отечеству. Но, положа руку на сердце, сколько требуется этих вундеркиндов в процентном отношении к общей численности: 0,1 процента, 0,01 процента или еще меньше? И если эта оценка справедлива (а я уверен, что она еще сильно завышена), то зачем мытарить всякой заумью остальные 99,9% населения, от будущих дворников и до будущего министра просвещения?

Что нужно среднему человеку от математики? Он должен проверить в магазине сдачу, прикинуть, сколько осталось денег до получки и ясно понимать, что один ребенок плюс один ребенок будет у него уже целых два. - Скажите по правде, много ли тренируют учеников в элементарном устном счете? Он должен уметь прикинуть проценты по вкладу, но именно этому школьная математика стыдливо не учит. Он должен уметь расчертить круги и квадраты на местности, измерить собственный земельный участок, - а разве школа организует такие практические занятия? Ему, по правде, даже синусы не нужны; они нужны инженеру - ну так инженер оканчивает свой институт, вот и давай их ему там.

Что требуется от предмета "Математика" в узких пределах Общего образования? - беглый устный счет, решение простеньких, чисто бытовых задачек, а в остальном - одни только общие понятия, но непременно с пониманием сути дела. Спросите почти любого школьника, что такое число "пи", и он вам, вероятно, ответит, что это 3,14. - Ну хорошо, что запомнил цифру, молодец, а смысл-то ее какой? - Да там что-то про круг… про окружность… ее вот используют, чтобы площадь сосчитать! - Все так, все правильно, да смысл-то какой? - И ученик будет мяться, и навряд ли ответит, что "пи" есть всего лишь постоянное отношение длины любой окружности к ее диаметру. - Формулы, формулы, полные учебники формул, которые тупо заучиваются наизусть, хотя прямой долг учителя - показать: отчего в формуле стоит именно эта величина, какой реальный, физический смысл у этого соотношения?

Или возьмем Физику - науку поистине бескрайнюю и очень важную, потому что она имеет своим предметом практически всю окружающую нас действительность. Здесь в еще большей степени, чем в математике, требуется понимание сути явлений, а вовсе не формулы, искусно скрывающие эту суть. То есть я вовсе не хочу превратить физику в чисто гуманитарную дисциплину, я просто требую, чтобы математический аппарат занял подобающее ему служебное место, вроде грамматики в художественном произведении. Важно не то, чтобы ученик знал "правило буравчика", а чтобы ему внятно объяснили смысл этого правила, то есть: почему магнитное поле, возникшее вокруг провода, направлено так-то и так-то; если же ни учитель, ни даже академик не ведают этого, ссылаясь на пресловутый "закон природы", то какая мне польза выучивать ненужные сплетни про непонятное поле? Для дела мне это заведомо не понадобится (даже электрику не понадобится), а моему мировоззрению от этих необъясненных фактов ни холодно, ни жарко.

Зачем в школе нужна Химия, для меня вообще остается загадкой. Если каждый человек ежедневно сталкивается с электричеством, механикой и другими разделами физики, то гидролизом или возгонкой будет заниматься пренебрежимо малое количество народу. Что толку мне знать про хлорид магния, даже если я видел белый порошок в банке? Что его жрать нельзя, это всякому ясно, а куда его еще использовать в быту - здесь затруднится и учитель. Ну, ссыпали два порошка в одну банку, налили воды, там зашипело, потом перестало: объясните, если можете, зачем мне это знать? - Вот если я влюблен в эту самую химию и поступил в Менделеевский институт, тогда конечно: это моя будущая профессия, будущая служба. Но, опять-таки, сколько в процентном отношении требуется стране химиков? - Вот и втолковывайте этим процентам хлорид магния, а меня оставьте в покое!

А вот, вместо этого излишнего сора, свести бы всю школьную химию внутрь физики, в особый раздел, и там чисто гуманитарным порядком рассказать об атомах, о таблице Менделеева, может быть, о валентности - и, в первую очередь, о бытовой химии и ее практическом использовании, и еще о том, чтобы часом не потравиться всей этой дрянью.

Я не могу передать, насколько меня умиляет школьная Биология! Мне объясняют строение мочевыделительной системы майского жука, но самого жука не показывают. Я что, ветеринар-уролог, чтобы лечить этих жуков в критических ситуациях? Для чего мне знать, где у них расположены почки и эта, как бы назвать покультурнее? - Ах, для того, чтобы лишний раз убедиться в справедливости идей Дарвина? - Да я, будущий токарь, будущий слесарь, да хоть бы и инженер, - я чихал на Дарвина двести пятьдесят раз: какое мне дело, какой жук от какого произошел?

Вспоминаю как парадокс, сколько всяческой зелени и аквариумов с рыбками стояло вдоль окон в нашем кабинете биологии; они располагались на стеллажах в несколько ярусов, буквально загораживая свет, и дежурные, едва зайдя в класс, торопились все это полить. Но ни разу не было случая, чтобы кто-то спросил учительницу: а как называются эти цветы, эти рыбки? - Учительница тоже не проявляла инициативы; и мы приносили траву со двора или луковицы из дома и разглядывали их в микроскоп (вот какая богатая наша школа, у нас для каждого есть микроскопы!). - Что нам за дело до камбия, из которого в одну сторону формируется древесина, а в другую кора? Что нам за дело до того факта, что в луковицах растительные клетки самые крупные? - Расскажи лучше детям, как растут деревья, как выращивают тот самый лук, который едят они за обедом, сходи на экскурсию в соседний парк, - да хоть во двор выйди, там тоже хватает зелени; пусть сорвут и рассмотрят листья, пощупают кору, очистят и обработают рану на стволе.

Вы говорите о майских жуках, откуда они, пардон, писают и как, пардон, крутят амуры. - Организуй экскурсию в поле, в лес, найди этих самых жуков, пусть дети их ловят, рассматривают и выпускают назад, лишь бы не укусили. Да и потом, разве майские жуки чаще всего попадаются на глаза? Нас кусают комары - расскажи о комарах; нам досаждают мухи - расскажи о мухах, только не об их сердечно-сосудистой деятельности, а что-нибудь более жизненное. У многих дома живут аквариумные рыбки - расскажи о рыбках, о птичках, о кошках; сходи в зоопарк, наконец. И если дети увидят, что речь пошла о вещах реальных, которые бегают, летают и растут вокруг них, которые могут укусить, которых можно погладить, - отношение к биологии, скорее всего, изменится.

И так по всем школьным предметам и везде по той же схеме: выкиньте из программы всю заумь, пригодную для специального образования, спуститесь на грешную землю, поближе к ученику, и говорите с ним о вещах, окружающих его с детства, объясняйте просто и по существу, и он не только поймет, но и запомнит, повысит пятерками реноме учителя и, может быть, даже полюбит ваш предмет, - и тогда сам собою потянется к той специальной зауми, которую вы насильно вдалбливаете в него теперь.