Прощание с Православием (2)

Автор: Михаил Глебов, январь 2007

Итак, Рубикон был перейден, и он оказался гораздо серьезнее, нежели я предполагал. Правда, я, остро (но локально) отреагировав на "ультиматум" Символа веры, по большому счету пока не видел нужды окончательно рвать с Православием и вполне бы удовлетворился испытанной ролью "сочувствующего". Иными словами, потерпев неудачу в сознательном сближении с Церковью, я был готов вернуться в исходную позицию, на протяжении нескольких лет казавшуюся достаточно уютной. Но, в таком случае, мне и следовало в ней оставаться, не предпринимая дальнейших шагов. Ибо, как подробно рассматривалось выше, битое не склеивается, и вычеркнуть из памяти горький опыт последнего полугодия оказалось невозможно.

В самом деле, трехлетние поверхностные блуждания у церковных врат таили в себе широкие перспективы дальнейшего знакомства и сближения. Ибо я еще попросту ничего не знал, а доброжелательное неведение изобилует надеждами и, напротив, не умеет предвидеть ловушек. И пусть меня раздражали отдельные элементы церковного быта, зато радовали эстетика и патриархальный уют тысячелетней религии, и в душе проклевывалась надежда, что здесь, пусть не сразу, все же примут меня достойно, и разъяснят больные вопросы, и введут в свое светлое братство. Примерно то же душевное состояние было для меня характерно и в отношении перехода из советского проектного института в коммерческий сектор. Там также смутные опасения, тормозившие мою внешнюю активность, легко уживались с радужными надеждами, предательски оторванными от земли.

Напротив, к исходу весны 1994 года я уже познакомился с Православием и теоретически, и практически, и представлял ситуацию достаточно ясно. Как следствие, надежды рассеялись, а в отсутствии надежд и перспектив околачиваться поблизости ради одной эстетики казалось вроде бы ни к чему. Теперь я уже точно знал, что не получу здесь ответов на свои больные вопросы, не найду сочувствия и понимания, и не вступлю ни в какое "братство". Более того, вся совокупность выявленного негатива заставила меня усомниться в близком присутствии Бога в этой церковной организации. То есть я хорошо понимал, что Бог присутствует абсолютно всюду, однако в Его Настоящей Церкви - особенно, как бы в высшей степени. Ведь именно ради этого туда и тянутся люди. Но в моих глазах Православие утратило эту привилегированную степень и, потушив небесное сияние, слилось с окрестным ландшафтом. Образно говоря, храм как средоточие святости превратился в обычное архитектурное сооружение, в квадратик на генплане города - на такой-то улице, под таким-то номером. Следовательно, туда уже незачем стало ходить.

Что же касается других конфессий, я не проявил к ним ни малейшего интереса - правда, за двумя исключениями. Как-то под вечер, справившись по рекламной газете, я набрал телефон одной из протестантских общин Москвы. Мне ответил грустный, усталый голос. Да, они организуют занятия для взрослых. Да, ближайшая группа сформируется к следующему вторнику. Да, бесплатно, пожалуйста, приходите. Но в самом его тоне читалось желание бросить трубку и скорее - то ли уйти отдыхать домой, то ли завалиться спать прямо здесь. Конечно, я понимал, что недопустимо судить о религии по одному случайному эпизоду, но он лишь уместно подтвердил мое инстинктивное нежелание связываться. Ибо население соседних стран, где господствуют иные, неправославные формы религии, если судить по газетам и книгам, отнюдь не славится добродетелями, а без этого основного условия все различия в богословских понятиях являются фактором маловажным. Ведь дело не в цвете ризы священника, а в нравственном состоянии его паствы.

Вскоре после этого, проходя мимо Дворца молодежи у метро "Фрунзенская", я заметил объявление насчет воскресных служений какой-то из протестантских конфессий. Богатое иностранное финансирование позволило им арендовать громадный зрительный зал в условиях бесплатности посещения. Большая часть мест была занята молодежью. Сидя среди чавкающих жвачкой подростков, я с возрастающим отчуждением наблюдал, как развязный человек у микрофона что-то говорит о Христе и, словно массовик-затейник, организует ответы зрителей хором то справа, то слева, и даже соревнование между ними, кто закричит громче. И вот уже на сцене какие-то немытые парни исполняют замысловатый танец, публика одобрительно гудит, и служители в чистых костюмчиках разносят по рядам бесплатные книжки Евангелий. И если Православие, при всех минусах, остается серьезной и даже несколько мрачной религией, свистопляска в зале выглядит сознательной профанацией святого. Я чувствую, что мне негоже здесь находиться и, едва дождавшись перерыва, облегченно вырываюсь на волю.

Но и без подобных экспериментов я догадывался о своей обреченности находиться вне официальных церковных организаций, самому по себе. Ибо мои претензии к Православию в других условиях и иной стране, без сомнения, обратились бы по новому адресу. Ведь церковные тела состоят из людей, и коли они по своим моральным качествам всюду приблизительно одинаковы, схожим будет и характер их религиозности. Следовательно, "обжегшись" на Православии, я тем самым получил прививку от присоединения к любому массовому церковному телу, как бы оно ни называлось и какое бы учение ни исповедовало. Я даже не хотел вникать в теоретические тонкости, а просто видел (или угадывал) всюду засилье ненужных обрядов и фарисейства, тогда как насущные требования жить честно, любить ближнего и избегать зла стабильно оставались за кадром.

Тем не менее, мои визиты в православные храмы продолжались еще некоторое время. Теперь я заглядывал буквально на пять минут и, полюбовавшись теплым мерцанием свечей, уходил. Вечерами медленно подвигались вперед тома Златоуста. Делались выписки, сочинялись короткие размышления. Но развернувшаяся с лета лихорадочная активность на работе притушила эти запоздалые огоньки. Когда же аврал схлынул, в январе следующего 1995 года я получил в свои руки первую из книг Сведенборга, напрочь перевернувшую мое мировоззрение.

Следовательно, описанное выше сближение с Православием было не случайным, а провиденциально необходимым. Ибо духовный порядок таков, что прежде получения истины следует удалить ложь, иначе она противится принятию. Бог в моем сознании (как и в сознании подавляющего большинства людей) был неразрывно связан с Церковью, под которой по умолчанию понимается ближайшая церковная организация. Однако это не так ровно в той мере, насколько она духовно опустошена. Поэтому мне следовало лично убедиться в нынешнем состоянии Православия и, в случае недовольства, добровольно дистанцироваться от него (а равно и от других конфессий традиционного христианства). Последовавшая суета на работе явилась необходимой передышкой, когда я невольно отвлекся на житейские дела, а между тем достигнутые духовные результаты "вылеживались" и крепли. И лишь после этого (и вследствие этого) созрели условия для принятия Божественных Истин из другого источника, притом в гораздо более удобной и ясной форме. Но об этом важнейшем переломе будет рассказано позже, на своем месте.

Ясно, что с появлением Сведенборга все прежние источники моего религиозного знания потухли и спрятались, словно звезды с восходом солнца. Любимый Иоанн Златоуст тихо канул в шкаф и оттуда переехал на дачу. Бабушкин молитвенник был возвращен матери и затерялся среди кулинарных книг. Катехизис перекочевал в мусорное ведро. Другие брошюры, в зависимости от моей оценки, прожили более или менее долгий срок, но уже не читались. Посещения храмов теперь случались редко и большей частью со скуки. Но я почувствовал в себе убеждение, что туда не следует заходить вообще. И это вполне естественно: у Сведенборга находим, что Господь не возбраняет людям идти стезей той или иной религии, но категорически запрещает их смешивать. А поскольку я уже, с очевидностью, крепко встал на новые рельсы, старые надлежало покинуть даже с чисто формальной точки зрения.

Наконец, спустя долгое время, я вновь заглянул в храм Николы в Хамовниках. Минувшие годы запечатлеваются в сердце, и я ощутил некоторую ностальгическую сладость. Все так же мерцали свечи, толпился народ, большая серебряная икона Сергия Радонежского поблескивала на центральном столбе трапезной. Я аккуратно протолкался вперед и занял привычное место в арочке против алтаря. В Главе о прежних визитах в церковь, в частности, говорилось:

На клиросе храма Николы часто появлялась молодая красивая женщина в платочке; она пела со всеми и порой поглядывала на меня. И хотя мне это нравилось, но здесь, по церковной обстановке, казалось "неудобным", и я скоро уходил прочь.

Так вот, взглянув в направлении клироса, я вновь увидел ту женщину. И она также заметила меня и, по причине долгой отлучки, смотрела во все глаза. Это точно была она… но как же она изменилась! Вместо юной, очаровательной девушки на меня глядела неряшливая старуха! Я был до такой степени шокирован и испуган, что едва не дал стрекача, словно от ночного кошмара. Лишь немного спустя до меня дошло, что она, конечно, и прежде была в возрасте, но тщательно следила за собой, а опрятная косынка, тонкая фигура и слабое освещение скрадывали печать возраста. Теперь же, по прошествии пяти лет, она, так сказать, "опустилась" - располнела, одела отвислую кофту, столь характерную для церковных бабок, из-под деревенского платка торчали космы полуседых волос. Да, моральный удар оказался действительно сильным!

И тут вдруг из-за угла прямо к моим ногам вышла кошка. Она была странной расцветки - тонкая, абсолютно черная, но с большим белым пятном, занимавшим всю морду и часть грудки. Медленно и неслышно проследовала она мимо (я вздрогнул) и затерялась среди чужих ног. И тут, спасаясь от кошки и старухи, я наконец ринулся к выходу и отдышался лишь на морозном воздухе. С тех пор и доселе я не заходил ни в один православный действующий храм.

Суть же этих знамений сегодня кажется ясной (ибо они в целом повторяют знамение 1982 года, имевшее место на экскурсии в Троице-Сергиеву лавру). Юная женщина, певшая на клиросе, означала привлекательную, романтическую внешность Православия, каким я его видел начиная с 1990 года, и моя симпатия к этой женщине вполне отражала симпатию к церкви. Кстати, женщина означает добро, а не истину; в самом деле, я искал в храме добра и тепла, и лишь во вторую очередь - мудрости. Старуха же, встретившая меня под конец, изображала реальное положение дел, выяснившееся на опыте; мой же испуг ясно свидетельствует о перемене позиции и желании полностью разорвать контакт. Следует также напомнить, что юная очаровательная женщина в действительности не была юной, а лишь казалась такой вследствие удаленности и обмана зрения; следовательно, по существу она и тогда была старухой. Встречная же ее симпатия в отношении меня, вероятно, изображала (преодоленное мной) искушение остаться, покориться и "быть как все".

Что же касается кошки, ее странная расцветка, по всей видимости, отражает реальное состояние современного Православия. Ее голова и грудь белы потому, что Православие основано на Слове Божьем, которое есть Истина. Но чисто буквальное толкование Библии (впрочем, до некоторой степени извинительное, ибо внутренний смысл еще не был раскрыт Господом) привело к всевозможным ошибкам и заблуждениям, которые наконец размножились до такой степени, что все остальное тело кошки оказалось черным. Полагаю, что этот наглядный образ достаточно говорит за себя.