Умысел (1)

Автор: Михаил Глебов, апрель 2007

Я просунул в клетку длань.
Подошел пугливый лань.
А когда я длань разжал,
Лань вздохнул и убежал.
Из старого журнала

Сведенборг в нескольких местах называл характерной чертой адских духов наличие умысла - впрочем, не распространяясь на эту тему далеко. Но ведь земной человек по сути - тот же дух, только еще не до конца сложившийся и одетый материальным телом. Следовательно, относящееся к духу может быть, с известными оговорками, применено к нам и окружающим нас людям. И, встав на эту точку зрения и кстати припомнив об умысле, мы с оторопью начинаем догадываться об истинных мотивах поведения большинства сослуживцев, товарищей и родственников, включая самых близких людей. И это открытие естественным образом переворачивает нашу душу, заставляя воспринимать привычные контакты под совершенно иным углом зрения.

Чтобы понять самую суть проблемы, давайте для начала заглянем в детский сад или в ближайшую песочницу, где, несмотря на малолетство, попадаются уже достаточно явные типажи. Мальчик Петя, копаясь с куличиками, замечает другого карапуза Колю, и тут в нем без всякой разумной причины возникает к нему дружеское расположение. (Подобные вещи всегда обусловлены наличием некоторой духовной общности, но это уже совсем другая тема, и мы ее касаться не будем.) И поскольку внутренние импульсы настойчиво требуют реализации вовне, он, пересилив стеснение, подходит и неуклюже говорит: "Здравствуй! Меня зовут Петя… А давай дружить!" - и поскольку абстрактно "дружить" нельзя, и, сверх того, товарищу хочется сделать приятное, он, расхрабрившись, продолжает: "А знаешь, какая у меня хорошая игрушка! Давай играть в нее вместе!" И если Коля по своему духу столь же чист и неиспорчен, и притом испытывает к Пете встречную симпатию, он не станет кривляться, задирать нос и набивать себе цену, а просто и прямо ответит: "Давай дружить!", и оба обрадуются и убегут вместе.

В этой простенькой, на каждом шагу встречающейся сценке для нас важен факт отсутствия умысла: оба героя действуют по непосредственному влечению, которое направлено притом не к собственной шкурной пользе, а к удовольствию партнера и уже затем, как следствие, к удовольствию собственному. Именно так в простейшем виде проявляется пресловутая "любовь к ближнему". В самом деле, Петя не домогается от своего нового товарища никаких выгод, не строит скрытых коварных планов; напротив, ему по чистой и необъяснимой симпатии (когда "левая рука не знает, что делает правая") хочется творить другу как можно больше приятного, и насколько это удается, настолько же он и сам рад.

Казимир Малевич. "Портрет мальчика в шляпе", ок.1930.

Между тем другой мальчик, Федя, как бы невзначай пристроившись в ближайшем углу песочницы (откуда удобнее подслушивать), мотает себе на ус: "Ага, у Пети, значит, есть хорошая игрушка. Я тоже хочу в нее играть, а если получится, то и отобрать себе. Но игрушка лежит у Пети дома, а туда ведь не попадешь без приглашения. Как бы мне извернуться?" - Впрочем, в действительности он не обдумывает решение задачи с логической четкостью, но упоминание о лакомой игрушке возбуждает его волю, в которой вспыхивает горячая страсть обладания этой игрушкой; но поскольку к тому имеются объективные препятствия, его главная страсть изыскивает средства своего достижения и, найдя, переносит на них отблеск собственной привлекательности. Федя ясно видит, что сперва ему нужно подружиться с Петей; и поскольку данная дружба есть ключ доступа к игрушке, ему всерьез начинает казаться, будто жизнь без Пети окончательно не мила. И чем нестерпимее жажда достать игрушку, тем решительнее и назойливее он полезет знакомиться.

Однако самый процесс знакомства с гарантией будет протекать иначе, нежели в первом случае. Тогда, как мы помним, дружба сложилась естественно, как бы сама собою, без малейшего педалирования отношений с любой стороны. Ибо поступки людей, лишенных умысла, подобны воде, свободно текущей под уклон; и она течет руслом, которое ей заботливо проложил Господь, и в урочное время сливается с другой речкой, - а коли не судьба, так и не сольются, и не станут об этом жалеть. Умысел же человеческий подобен насосу, который произвольно, вопреки нормальному ходу событий гонит жидкость в обратную сторону. И поскольку это нарушает гармонию, сам человек, поступающий таким образом, неизбежно теряет искренность и лицемерит, а его "жертва" интуитивно чувствует фальшь, настораживается и занимает оборонительную позицию.

Именно поэтому Федя заведомо не сможет подойти к Пете с той же открытой душой, как накануне этот последний подошел к Коле. Нет, он станет назойливо околачиваться рядом, дожидаясь, когда его позовут, ибо быть приглашенным тактически много выгоднее, нежели оставаться просителем. Или же он в порыве усердия сунется к Пете с непрошенной помощью в изготовлении куличиков, - сунется всегда некстати, ибо исходит не из текущего положения дел, а из горящей в его сердце скрытой цели. Или он примется грубо льстить, рассуждая по себе, насколько бывает сладко чужое подобострастие; но люди порядочные инстинктивно шарахаются от подобных вещей, словно от кучи дерьма. И чем больше он станет увиваться подобным образом, тем скорее вызовет в Пете стойкое гадливое чувство, уже наверняка ставящее крест на любых дальнейших контактах.

Но едва наш искатель чужих игрушек в этом доподлинно убедится, как с ним произойдет мгновенная и, по видимости, ничем не объяснимая перемена. Ибо его скрытая страсть, потеряв надежду достичь желаемого, строго по закону сохранения энергии перейдет в другую форму - в ненависть и жажду мести за свое ущемление. Но поскольку злой человек вообще не отличается трезвым мышлением и склонен всячески обманывать себя, в мозгу у Феди вспыхивает ничем не мотивированное, но твердое убеждение, что Петя - бяка, и самое счастье заключается в том, чтобы его "проучить", - проучить за то, что он все-таки не поддался и не стал плясать под чужую дудку. Тогда притворные лесть и услужливость на глазах ошалевших Пети и Коли вдруг оборачиваются яростной агрессией, вследствие чего они благоразумно эвакуируются из общей песочницы в более подходящее место, либо вовремя явившийся Воспитатель за ухо депортирует начинающего дьявола прочь.

Итак, налицо два принципиальных подхода к ближнему; оба имеют пару совершенно одинаковых компонентов, но различаются приоритетом, т.е. значимостью для человека, и это различие само по себе определяет развитие событий по небесному или адскому сценарию. Один компонент - удовольствие и польза, даруемая ближнему; для краткости обозначим его как [ 1 ]. Другой компонент - удовольствие и польза, получаемая себе от ближнего или посредством ближнего; для краткости обозначим его как [ 2 ]. Тогда

Небесная формула отношений: от [ 1 ] к [ 2 ]
Адская формула отношений: от [ 2 ] к [ 1 ]

Здесь, впрочем, необходимо пояснение. Компонент, записанный на первом месте, является для человека приоритетом, т.е. истинной целью, тогда как второй занимает подчиненное положение. В небесном случае [ 2 ] вытекает из [ 1 ] как его естественное следствие, в адском же случае [ 1 ] выступает необходимым средством достижения [ 2 ]. В хронологическом же отношении компоненты могут проявляться как угодно, в зависимости от ситуации.

Прошу заметить, что в приведенных "формулах" ни один компонент заведомо не равен нулю, потому что это невозможно и, сверх того, противоречит естеству человеческому. В адском случае, при безусловном доминировании [ 2 ], компонент [ 1 ] теоретически может стать нулевым лишь в условиях абсолютной, поистине божественной власти данного дьявола над всеми окружающими, из которых он может выкачивать пользу без малейшей компенсации. Здесь, в сущности, и лежит предел мечтаний всякого злого человека, даже если он сам того не понимает. Но такое невозможно даже в условиях рабовладения, что доказывается бесконечными восстаниями рабов. В нормальных же условиях, когда никто никому не раб, между людьми негласно устанавливается эквивалентный обмен услугами, в точности подобный обмену товаров на рынке. Следовательно, для получения своего вожделенного [ 2 ] злой человек волей-неволей принуждается к исполнению некоторого [ 1 ], и хотя он всеми путями стремится его минимизировать, но до нуля точно не доведет.

С другой стороны, Традиционное Христианство восхваляет и канонизирует подвижников, раздававших пожитки и благодетельствовавших всем подряд "ради Христа" без встречной отдачи. Они даже почитали за великий грех принимать малейшее воздаяние и, бывало, смертельно ссорились между собой, заподозрив собрата в таком поступке. Здесь, по видимости, налицо чистый компонент [ 1 ] при нулевом компоненте [ 2 ]. Но это невозможно, ибо противно Законам Божественного Порядка, которыми человек создан как существо общественное, трудящееся для пользы общества и получающее от общества пользу себе; сверх того, человек создан для того, чтобы жить в собственном удовольствии (кто - в небесном, кто - в адском); совсем без удовольствия человек, по свидетельству Сведенборга, не проживет и дня, ибо тогда в нем погибнет его внутренняя жизнь. Стало быть, подвижники, сознательно (и особенно в глазах других) "отвергающие себя", т.е. демонстративно отказывающиеся от всех радостей жизни, в действительности имеют одну всепоглощающую страсть, и ее нетрудно угадать: это жажда великой заслуги перед Господом, дабы благодаря ей взойти в наивысшие Небеса и "сесть одесную Бога Живого". Здесь я благоразумно воздержусь от категоричных высказываний и лишь предположу, что их надежды по смерти вряд ли осуществились.

Что же касается нашей будничной жизни, любой взаимный контакт, даже самый мимолетный и незначительный, обязательно содержит оба компонента, разница только в их порядке, но этой разницей определяется все. И я на долгом опыте заметил, что люди, единожды поступившие с нами прямо и честно, так же поступают и в дальнейшем, и не только с нами. И напротив, наличие умысла в одной ситуации практически гарантирует умыслы и во всех последующих. И дело тут не в том, насколько они вредоносны или по-человечески извинительны, а в самом факте их наличия. Длительное общение с людьми выстраивает в нашей памяти цепи фактов, и эти факты ясно показывают твердую приверженность каждого человека одной из представленных выше "формул", притом с весьма раннего возраста. А это, в свою очередь, косвенно выявляет те духовные рельсы, по которым человек незаметно для самого себя движется вверх или вниз.

Бывает любопытно наблюдать, как временами люди сознательно пытаются ломать устоявшийся шаблон собственного поведения, и это никогда не приводит к успеху. Так, порядочные люди, особенно в молодости, зажатые общим недоброжелательством, внешне усваивают циничные взгляды на жизнь и, легализовав в своем уме различные подлости, без коих-де в мире не проживешь, пытаются действовать согласно новой установке. Но они не могут, ибо их сердце, их скрытый моральный стержень жестко восстает против. В результате они чувствуют себя, словно в костюме не по размеру или с оружием не по руке, мямлят, путаются и уже то почитают за благо, если в итоге не бывают наказаны. Собираясь польстить, они страшно конфузятся, так что их визави вместо чаемой благосклонности лишь надменно поднимает брови. Девушка, которую они после долгих нравственных мучений решились-таки "соблазнить", откровенно хохочет и, "показав свою империалистическую сущность", бодро направляется в кусты с ближайшим подонком. Так они из кустов и смеются, пока наш горемыка чешет в затылке поодаль. А каково ему бывает вручить коробку конфет самой мелкой чиновнице! Он ее и достанет из пакета невовремя, и сунет неловко, и хорошо если не заедет столь важной даме по бюсту, да еще сам при этом споткнется. И он бесконечно клянет себя и удивляется собственной непролазной дурости в таких, в общем-то, примитивных делах. Но ведь иначе и не может быть! Ибо он самочинно ("волюнтаристски") решился перескочить с собственных рельсов на чужие, духовно враждебные, а на том поле он не игрок. Это все равно как прийти в бильярдный зал с хоккейной клюшкой; и глупость получается та же самая.

С другой стороны, бывают случаи, когда злой человек, еще не окончательно деградировавший к преисподней, помимо умысла (и параллельно ему) неожиданно проникается к доброму человеку подобием светлого чувства согласно формуле от [ 1 ] к [ 2 ]. Представьте, например, провинциальную хищницу, избравшую столичного дурачка или сынка именитых родителей на предмет выгодного брака. Здесь налицо классический адский умысел, где личность "жениха" есть величина малозначимая, важно лишь его одурачить. Однако представим далее, что их взаимное общение шаг за шагом выявило в "женихе" такие душевные качества, которые искренне заинтересовали "невесту" и уже совершенно бескорыстно повлекли к себе. Тогда первоначальный умысел, не исчезая вовсе, как бы отодвигается на второй план, уступая место модели отношений Пети и Коли, рассмотренной в начале статьи. Но это опять-таки чужие для нее рельсы, по которым наша хищница при всем желании не умеет ездить корректно! Результатом же будет несбалансированное, "глупое" поведение, крайне озадачивающее "жениха" и тем самым предостерегающее его от опрометчивых шагов.

Кроме того, я замечал (и не однажды), что злой человек, попытавшийся встать на небесные рельсы, наказывается тяжелой рвотой, внешне происходящей от каких-либо "естественных" причин (всегда ведь можно списать подобное нездоровье на тухлую котлету). Ибо он попытался смешать в себе на уровне сердца (а не только ума) присущее себе зло и не присущее себе добро, т.е., говоря в евангельской терминологии, "стать теплым", а это уже духовная профанация. Тут будет уместно вспомнить слова Господа к ангелу Лаодикийской церкви:

Знаю твои дела: ты ни холоден, ни горяч. О, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ап. 3:15,16.

Через Сведенборга нам известно, что рвота соответствует профанации: добро и зло не могут существовать в обнимку. И поскольку контакты, подобные описанному выше, духовно опасны для злого человека еще более, чем для доброго, внешние обстоятельства как бы случайно разводят их врозь.