Начало пути
Автор: Михаил Глебов, 1997
Смысл Эпохи Преобразования
Важнейшее отличие Эпохи Преобразования от последующей эпохи Возрождения заключается в том, что человек в это время предоставлен сам себе. То есть, конечно, Бог непрестанно о нем промышляет и ведет его, но не прямо, не лицом к лицу, как это, видимо, имеет место впоследствии, "когда человека затронет любовь и озарит вера" - вера внутренняя, иррациональная, вера сердца.
В эту первую эпоху человек частично не ведает Бога, частично не верит в его непосредственное влияние и действует, хотя и по наитию Духовного мира, но сознательно - сам от себя. Добро он делает по собственному разумению и почитает себя источником этого добра, хотя на самом деле оно либо совершилось по тайному наитию с Небес, либо не является добром в себе. Об Истине, которую он постиг опять-таки по небесному наитию, он считает, что додумался до нее сам и присваивает ее как собственность.
Но если бы он даже попытался отказаться от своей самости и слушать одного Бога, он не услышит Его, ибо он еще во грехах, и Бог не может проявить Себя явным образом. Потому что человек свободен, и он должен выбрать между Добром и Злом, притом выбрать не на словах, не пылкими движениями души, а именно на деле, т.е. перестать грешить. Если же фактический выбор еще не состоялся, вмешательство Бога означало бы нарушение свободы и как бы насильственное склонение человека к добру. Следовательно, суть Эпохи Преобразования заключается в фактическом выборе человеком Добра. В это время человек должен сознательно разобраться в том невообразимом клубке зла, добра, истины и лжи, которые намешаны в его душе, и твердо, на деле выбрать Истину и Добро, а прочее откинуть, невзирая на привычку и те удовольствия, которые Зло ему прежде доставляло.
Но поскольку человек с самого детства обретается преимущественно во зле (что прекрасно видно на примере невоспитанных детей) с его себялюбием, жестокостью, подлостью и коварством, то речь фактически идет о последовательном движении от Зла, с мелкими вкраплениями природного Добра, к сознательно культивируемому Добру с примесью не уничтоженного до конца Зла. Время шлифовки и наведения глянца еще не настало; Преобразование действует не кисточкой, а динамитом, сокрушая скалы и засыпая пропасти. Это - хирургия; это масштабно, размашисто и больно. Именно здесь сосредоточены почти все искушения, вся печаль и скорбь мiра сего. Подобное излечивается подобным, и зло выкорчевывается из души нашей с болью. Но чем меньше у нас остается зла, тем мягче становится лекарство, что, кстати, служит человеку дополнительным стимулом двигаться вперед, а не поворачивать вспять. Четыре периода, четыре Дня Творения проходит человек по дороге к вере сердца; но Четвертого Дня (явления светил во внутреннем человеке) я не понимаю, ибо еще не дорос. Однако три предшествующих дня целесообразно рассмотреть подробнее.
Эпоха Неопределенности
Эпоха Неопределенности в жизни всякого человека охватывает весь промежуток времени от его физического рождения до обращения - поворотной точки, с которой начинается Преобразование.
Человек (во всяком случае тот, чьи родители были непреобразованными) родится во всяческом зле, которое относится к первородному греху, общему для всех нынешних людей и передается с генами родителей. Возможно, именно в этом заключается смысл библейского высказывания, что родителям в детях - благословение или проклятие, т.к. ребенок наследует родительские грехи.
Как бы то ни было, младенец рождается с резким преобладанием зла в его душе, так что внешняя невинность сосуществует в нем с крайним внутренним эгоцентризмом. Мы знаем, как самолюбивы и эгоистичны дети, особенно невоспитанные, как жестоки бывают к окружающим, а поскольку ад подавляется только силой, немудрено, что во все времена их пороли. С другой стороны, невинность, хотя бы и внешняя, открывает возможность стороннего влияния, и потому столь велико значение раннего воспитания. Тем не менее злые духи верховодят, они, по выражению Сведенборга, "действуют", тогда как добрые только "воздействуют", т.е. по мере возможности сдерживают их буйство. Он говорит даже, что вся жизнь младенца поддерживается в нем злыми духами, и если бы Бог удалил их, то ребенок бы мгновенно погиб.
В этом легко убедиться, если принять во внимание, что ребенок не ведает ни Бога, ни общественной пользы, ни интересов окружающих, зато очень хорошо чувствует собственные желания и любыми путями стремится удовлетворить их. Известно, что если ребенка не сдерживать, его справедливые или допустимые стремления легко перерастают в капризы и причуды, приносящие ему же существенный вред.
Взрослеющий человек всецело сосредоточен на самом себе и, так сказать, все тащит под себя, принимая во внимание интересы других только по необходимости, т.е. во избежание подавления силой. Взросление, рассматриваемое под таким углом, являет собой чисто адскую психологию, заключающуюся в стремлении все вокруг присвоить себе и ограниченную только внешним силовым противодействием. Однако в тени этого злого господства теплятся добрые начала, слагающиеся опять-таки из природных или наследственных задатков и родительского воспитания. В Слове они именуются реликвиями, например, в эпизоде похищения Иаковом домашних богов у Лавана. Эти добрые начала ограничивают самолюбивые стремления ребенка, пробуждают его совесть и, во всяком случае, предлагают ему некоторую альтернативную систему ценностей и поведения.
Насколько ребенок склоняется к этим ценностям, настолько прислушивается к голосам добрых духов, но поскольку польза от эгоизма слишком очевидна, он проявляет свои добрые начала эпизодически и в случаях для него маловажных, а впоследствии даже открывает, что эгоизм может достичь гораздо большего, укрываясь под маской добра.
Если он с малолетства утвердится в таком подходе, то путь Спасения для него отрезан, и Преобразование даже не начинается. С годами такой человек все более совершенствуется в своем зле и лицемерии. Однако в земной своей жизни эти люди часто живут долго и благополучно, ибо бессознательно исполняют роль, отведенную им Промыслом. В преддверии вечных мук Бог часто дает им "получить все доброе", так что домогающийся богатства его накапливает, и стремящийся к власти до нее дорывается. Искушения у них носят характер ограничения и наказания в случаях, когда их зло "переходит должные пределы". По смерти своей они безвозвратно низвергаются в ад.
Пустошение
Если человек уже в юном возрасте не сделал для себя сознательный выбор в пользу зла и, пребывая по уши в эгоизме, все же обращается иногда к своим добрым началам, поступая то так, то этак, Бог оказывает ему помощь. Начинается Пустошение - страшный, болезненный процесс, продолжающийся иногда десятилетиями и идущий, как правило, на пределе физических и психических сил человека.
Зло, господствующее в нас, подобно злокачественной опухоли: если не удалить, мы погибнем для вечной жизни, а удалять - больно. Но мы сознаем, что опухоль - гибель, и потому соглашаемся на операцию. Плотский же человек не знает Бога (а если знает, то наряду с Иваном Грозным и теоремой Пифагора), он погружен в суету, все его интересы ограничиваются текущими удовольствиями, и потому покушение на них равносильно в его глазах самоубийству. Однако опухоль надо удалять. Но человек свободен, и Бог не может просто изменить его, переломить его волю, переплавить заново. Человек должен сознательно отказаться от собственного зла. И путь для этого один - самый длинный, горький и болезненный: сделать так, чтобы зло перестало приносить радость, чтобы человеку стало тошно, и он отказался от своего Зла как от меньшего зла из двух.
Достигается же это искушениями. Эгоистические деяния человека, проходившие для него по большей части безнаказанно и доставлявшие немалое удовольствие, начинают неизменно приносить всяческие беды, унижения и несчастья. Человек же привык поступать по своему злу и иначе просто не умеет. Что он ни сделает, за все получает нахлобучку, и по контрасту с предшествующим благоденствием положение становится невыносимым.
Первая реакция человека - активно противостоять неудачам и "грудью проложить себе дорогу в царство счастья". Но чем больше он атакует, тем хуже ему становится: отдельные "очаги сопротивления" на глазах сливаются в общий, всеобъемлющий фронт отчуждения и вражды. Опустошаемый человек напоминает путника, застигнутого в поле ненастной погодой, с которой ему невозможно бороться, а спрятаться некуда. Однако хуже всего, что он не понимает причин такой трагической перемены, и чем больше думает, тем меньше видит выход. Тогда наступает полная безнадежность и отчаяние. Человек чувствует: он слаб, глуп, загнан в угол, он не может отстоять себя и свои интересы.
Но Бог не оставляет человека, ибо в План Спасения вовсе не входит его сумасшествие или доведение до самоубийства. В непроглядном мраке ночи Бог зажигает человеку лампаду. Пусть окружающий мир враждебен, но у него есть уголок, где он может уединиться и немного отдохнуть душой. Пусть люди в массе отвергают его; но Бог оставляет ему друга или женщину, которые хотя бы изредка навещают его. Пусть он отрезан от активного участия в общем веселье и удовольствиях; но Бог дает ему хобби, занятие с самим собой. Самое же главное в том, что человеку дано свободное время, и он, отверженный, прокаженный, выбитый из общей колеи, начинает думать, развивая свой ум философскими размышлениями, не приносящими прямой пользы.
Медленно катятся годы. Иногда Бог дает человеку передышку. Неожиданно возникают удачные обстоятельства, человек расправляет крылья и думает: "Кончилось! Сейчас взлечу!" - но, глядишь, опять затянуло горизонт, солнышко подразнило и пропало, и новый мрак еще горше прежнего. Человек ходит в одиночестве под дождем, и одна боль свербит ему душу: "За что? Что я такого сделал? Почему откровенно скверные люди веселятся и радуются жизни? Как мне выбраться из этой пропасти?" А Бог смеется: сейчас узнаешь! И открывает Себя.
Обращение
Пока человек активно живет во зле и наслаждается им, Бог не может открыться ему, ибо истинны слова Евангелия: не мечите жемчуга перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами. Но даже ужасы Пустошения бессильны заставить человека отказаться от своего зла; они могут только механически приглушить, придавить его. Опустошаемый человек подобен крапиве, придавленной сверху бетонной плитой: стебли поломаны, но корни живы, и в благоприятных условиях куст восстановится целиком.
Конечно, за время своих бедствий человек духовно возмужал, умственно созрел, в душе его возникло сомнение в своей самости и в своей правоте, но одновременно пострадала и вера в добро, поскольку он еще не умеет смотреть вглубь явлений и не понимает скрытых мотивов своих по видимости добрых поступков. Как Батыева Орда прокатилась по русской земле, перемолов и смешав весь существовавший дотоле уклад, так тяжелый каток Пустошения перекрошил всю пеструю разноголосицу с детства усвоенных взглядов, заставил во всем усомниться, и все сломал, но ничего не создал. И тогда на разрыхленную страданием землю, на бесчисленные и безнадежные обломки нисходит Божье Слово. Бог открывает Себя. Происходит это просто и совсем буднично. Человеку неожиданно открывается, что Бог есть, что Он - основа всего Бытия и универсальный ответ на все вопросы.
Этот факт столь огромен, что человек совершенно не понимает его значения, невольно подтверждая Христовы слова о горчичном зерне. Просто к общей сумятице и неопределенности добавился еще один фактор, практическое значение которого долго останется неясным. Жизнь между тем идет своим чередом, пустошение продолжается, и человек даже представить себе не может, что он спасен: пусть насилу, пусть еле-еле, только чтобы переступить порог райских врат, - но чудо свершилось, и теперь надо только не отщетиться - не сделать шага назад. До сих пор дух его был наглухо закупорен сверху и распахнут снизу - на радость влияниям ада. Теперь Бог открывает в нем первую, самую слабую и простенькую степень небесного влияния. И поскольку росток еще совсем слаб, Господь творит человеку явные чудеса, чтобы разум его принял очевидность факта и не заглушил всходов.
Под влиянием всего этого человек предпринимает первые робкие практические шаги: заглядывает в церковь, с любопытством рассматривает иконы, берет Евангелие и прочитывает его до конца, хватается за книги о древней архитектуре, вовсе не относящиеся к делу, - и шаг за шагом втягивается в церковную ограду. Но все это - лишь первое ознакомление, совершенно поверхностное и лишенное корней. Удовлетворив слегка любопытство, он остывает и возвращается к своему плачевному бытию, которое между тем незаметно начинается меняться. Глухая безнадежная изоляция ветшает, открывая отдельные узкие бреши, куда человек устремляется со всем неиспользованным за годы пустошения пылом и в трудах и конфликтах отстаивает свои взгляды и интересы, которые, к удивлению, истекают теперь не столько из эгоизма, сколько из соображения пользы дела. За грохотом канонады проблема Бога отходит на второй план. Идут месяцы.
И был вечер, и было утро: День Первый.
Воды под твердью - В церковной ограде
Итак, закончен самый первый, самый сложный и болезненный этап Преобразования - День Первый. Результат его огромен: пусть человек грешен, но он уже спасен, он узнал Бога. Обращение свершилось. Но это - лишь первая буква азбуки, весь путь еще впереди. Чтобы быть достойным Небес, человек должен сознательно предпочесть Добро Злу, но для этого необходимо ясно понимать, что такое Добро и что такое Зло, ибо он этого еще совершенно не понимает. В его глазах добро есть то, что приносит ему житейские удовольствия или пользу, а зло - все, что мешает этому. В результате Пустошение предстает в его глазах явным злом, тогда как на самом деле оно спасительно. Человек призван работать Богу, а Бога он между тем совершенно не знает. Он подобен неграмотному рабочему, претендующему на инженерную должность. И как инженеров сперва всему учат и только потом доверяют практические расчеты, так и Бог выводит человека в пустыню и там научает всему.
К началу Второго Дня состояние человека следующее. Духом своим он по-прежнему пребывает во зле, только оно задавлено несчастьями и частично дискредитировано разумом. Человек знает о существовании Бога, но эта вера совершенно абстрактна и оторвана от жизни, т.к. из нее ничего практического не следует. Внешние обстоятельства по-прежнему неблагоприятны, и человек, ощутивший некоторое улучшение, борется с ними собственными силами и привычными методами.
Приходит, однако, время, когда горчичное зерно трогается в рост. Тогда разражается катастрофа. Все, что человек наработал вовне, неожиданно рушится, и все достигнутые им рубежи теряются. Так, впрочем, и должно быть, ибо человек, делая что-либо из ложных побуждений, закрепляет оные на практике, а это мешает Спасению.
Наступает гнетущая тишина. Весь долгий Второй День она господствует с небольшими перерывами, укрывая человека от внешних забот и мешая ему отвлекаться. Одновременно возвращается интерес к Богу. Человек вновь читает Евангелие и открывает в нем много нового, не замеченного раньше. Выясняется, что церковные лавки полны душеспасительной литературой, молитвенниками и житиями святых. Человек выписывает некоторые молитвы и повторяет их наизусть перед сном, большей частью бесчувственно, но иногда с неподдельным вдохновением. Жития уводят его в историю, в Византию, в первые века христианства - во времена, о которых он вскользь читал в шестом классе. На помощь житиям приходит художественная литература, описывающая какого-нибудь Каракаллу или Юлиана Отступника. Обнаруживаются Отцы Церкви со своими многотомными Поучениями. И вот уже стол и шкаф загромождены Иоанном Златоустом, и выписанные из книг житейские истины типа "все женщины - обманщицы" уступают место сентенциям о том, что сребролюбие ведет к геенне. Каждую неделю человек заглядывает в церковь, стыдливо крестится перед иконой и наклоняет голову, когда священник кадит в его сторону. Он даже предпринимает экскурсии в другие храмы города и с интересом ожидает, когда наступит Великий пост и священник возгласит молитву Ефрема Сирина и прочтет покаянный канон.
Но все это, в сущности, несерьезно, все - то ли игра, то ли бегство от реальности. Ибо реальная жизнь продолжает плестись своим чередом, но рядом с ней появился другой, параллельный мир, волшебный и таинственный, как, наверно, и должно быть, ибо не Христос ли сказал: "Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вы".
На этой ступени большинство обращенных останавливается и далее не идет. Вступив навсегда под своды Церкви, они обретают успокоение пред ликами икон, в оранжевом пламени свечей, в пении священных псалмов. Но мы ведь еще только начали свой путь. Мы пойдем дальше.
|