Корень греха

Автор: Михаил Глебов, 1997

Что человек любит, о том он и заботится. Если мужчина сильно любит женщину, то стремится удовлетворить все ее желания и даже капризы, и на первое место ставит ее волю, а свою - лишь на второе. Если родители сильно любят своего ребенка, они жертвуют ради него своим спокойствием, удобствами и выгодами. То есть интересы любимого объекта получают приоритет по сравнению с собственными. Человек как бы ощущает себя слугой этого объекта и, при очень сильной сосредоточенности на нем, может рассматривать собственную выгоду лишь как дополнительное средство еще лучше служить своему объекту.

Эта тенденция хорошо видна по фанатикам веры или идейным революционерам. Революционер ведет жизнь, полную неприкаянности, опасностей, подвергается тюремным заключениям, пыткам и т.п. во имя идеи, которой он сознательно служит. Это значит, что польза идеи, т.е. некоторого избранного им внешнего объекта, неизмеримо важнее для него, чем его собственная личная польза.

Обобщая, можно сказать, что всякая любовь человека к некоторому внешнему объекту автоматически порождает в его сознании и воле приоритет интересов данного объекта по сравнению со своими собственными, и чем любовь сильнее, тем приоритет этот неоспоримее. Однако и в этом случае собственная выгода не исчезает совсем: она только отступает на второй план, занимая подчиненное, служебное положение. В самом деле, любящий родитель, достав лакомство, отнесет его ребенку; однако вдали от ребенка, например, в командировке, он со спокойной совестью и удовольствием съест лакомство сам.

Но если любить - значит приоритетным порядком исполнять желания любимого, то любить Бога - значит исполнять Его заповеди, т.е. жить по Законам Божественного Порядка. Любить же себя - значит исполнять свои собственные желания, похоти и прихоти. Поэтому в требовании любить Бога превыше всего нет ничего чудовищного и ничего невозможного: это просто значит, что при столкновении собственной прихоти с Божьей Заповедью мы должны руководствоваться Заповедью. Отсюда становится понятным требование Ветхого Завета "любить Бога превыше всего и любить ближнего, как самого себя".

Что же касается "ближнего", то Господь опять-таки не требует от нас ничего чрезмерного. Он просто устанавливает иерархию ценностей: любовь к Богу заключается в приоритете Его Заповедей над нашими прихотями, но любовь к ближнему вовсе не требует от человека поступаться собственными интересами, а лишь признавать интересы окружающих равноценными его собственным. Можно сформулировать ту же мысль иначе: Бог для нас - Отец и Господин, люди же - братья. Сын обязан слушаться отца, а подчиненный - начальника; но между братьями, равно как и между коллегами по работе, существует естественное равенство, при котором каждый не должен (1) узурпировать чужие права и (2) жертвовать собственными правами.

Поддержание паритета прав и обязанностей есть дело справедливости, т.е. Истины. А поскольку всякая истина исходит от Бога, то, исполняя ее, человек тем самым исполняет Божьи Заповеди - и также находится в любви к Самому Богу. Поэтому Средние Небеса, где ангелы живут в любви к ближнему, представляют собой Царство Истины по Благу. Вероятно, здешние ангелы главное внимание уделяют справедливым взаимоотношениям между собой, т.е. производной от блага величине, тогда как ангелы Третьих Небес живут благом как таковым, т.е. творят благо ради самого блага, и при этом сама собою возникает справедливость в их взаимоотношениях. Это подобно тому, как вода, вылитая под горой, под горой и останется, но вода, вылитая на вершине, оросит не только вершину, но и склоны и даже подошву горы. Ибо Господь благ, и любит благо превыше всего, а из этого блага согласно степеням порядка уже вытекает все остальное в качестве следствий.

Если же при столкновении человеческой прихоти с Божьей Заповедью человек выбирает собственную прихоть, из этого следует, что он любит себя больше Господа, и себя ставит на первое место, а Господа - на второе. В этом случае критерием выбора, который всякий человек - хочет он или не хочет - вынужден в условиях свободы воли непрестанно осуществлять, становится на Божья Заповедь, а собственная прихоть, что является извращением Божественного Порядка, как бы вывертыванием его наизнанку. "Символ веры" подобного человека звучит примерно так: любить себя превыше всего: как превыше Бога, так и ближнего. Перенесение центра любви с Бога на себя есть источник всякого человеческого греха.

Это и есть то самое первое, начальное, едва заметное отклонение человека от Законов Божественного Порядка, которое неизбежно приводит его ко всему многообразию грехов и пороков, как первый шаг, сделанный по ложной дороге, уводит путника прочь от истинной цели. А отсюда, между прочим, следует, что возвращение раскаявшегося "путника" назад к Истине должно происходить в обратном порядке, т.е. человек должен последовательно пятиться от следствий к причинам, выбираясь из более очевидных внешних грехов к тому месту, где живет самый глубокий, самый незаметный грех любви к себе, должен понять его, осудить его, отвергнуть и двинуться по пути к Небесам. Поэтому можно сказать, что вся жизнь человека до его возврата к нулевой точке есть как бы штрафной круг, а настоящая его жизнь, в смысле формирования его духа по небесному образу, начинается только сейчас. Пока человек не вернулся, он еще объективно живет во грехе. Потоэму все, что бы он ни делал, несвободно от греха - и бесполезно для вечной жизни.

Если же избавление от любви к себе есть восстановление любви к Богу, а любовь к Богу есть приоритет его Заповедей над нашими желаниями, то из этого вовсе не следует, что мы должны скрупулезно доискиваться, желает ли Бог, чтобы мы сейчас повернулись с левого бока на правый, или не желает. Здесь в полной мере применима юридическая формула: "разрешено все, что не запрещено".

В самом деле, Божьи Заповеди есть некоторые принципы поведения, которым мы должны следовать. Мы не имеем права нарушать их, но в их пределах пользуемся полной свободой. Так, если нам понравилась чужая вещь, мы не должны ни красть, ни вымогать ее, но вправе купить или попросить по-хорошему. Если мы торгуем на рынке, Бог требует от нас лишь честности, но вовсе не интересуется моделью наших весов, размером прилавка и наличием передника. Все эти мелочи, как принадлежности чисто материального свойства, оставляются на наше усмотрение и успешно разрешаются посредством нашего натурального здравого смысла. Бог никогда не оговаривает конкретных материальных фактов, Он дает лишь духовные принципы и ограничения. Даже заповедь "Не убий" не абсолютна, ибо не относится к защитникам родины и т.п.

Мы потому так ищем Божьего ответа на каждую конкретную мелочь, что, чувствуя себя свободными во грехе, были на самом деле рабами греха и, как всякие рабы, отучились от всякой самостоятельности. Бог же, напротив, дает нам бескрайнюю свободу, свободу полной мерой, с избытком. И как человек, неожиданно вышедший из тьмы на яркий свет, закрывает рукой глаза, так и мы, выйдя из пут греха на волю, теряемся при виде этого простора и ищем, кто бы повел нас на веревочке.

Наше хваленое самопромышление - продукт того же рабства греху: мы пытаемся загнать себя в намеченное нами русло даже там, где не существует никаких объективных причин стеснять нашу свободу. Мы подобны тому николаевскому солдату, который, промаршировав 25 лет кряду и выйдя в отставку, не знает, как ему теперь ходить вне строя и без барабана. Мы с непривычки не можем понять, что вольны делать все на свете, кроме греха; однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что этого недозволенного мы и сами не хотим. Человек не может есть камни - но ведь и не хочет этого, и потому запрет есть камни для него нечувствителен и даже совершенно незаметен. Потому Христос и сказал: "Иго Мое благо, и бремя Мое легко". Так зоолог взвешивает крылья орла и жалеет его, что они такие тяжелые; но орел не только не чувствует веса своих крыльев, но единственно посредством них и может свободно парить в небе.

Философские определения бывают двух типов - отрицательные (апофатические) и положительные. Первые указывают, чем не является данный объект, вторые вскрывают его природу. Попытаемся дать Греху (греху вообще) оба определения.

Что человек любит, интересы того ставит впереди собственных. Бог же заповедал нам любить Его превыше всего, т.е. примат Его заповедей над нашими собственными похотями. Грех выражается, напротив, в примате наших похотей над Божественными заповедями. Отсюда получаем отрицательное определение: Грех есть отсутствие доминирующей любви к Богу.

Однако для полного понимания проблемы (и особенно для ее устранения) отрицательного определения всегда мало. Чтобы решить проблему, необходимо понимать ее сущность, т.е. иметь определение положительное. Простейшее определение такого рода автоматически вытекает из отрицательного: если Грех означает примат человеческих похотей над Божественными заповедями, значит, он есть примат любви человека к самому себе, т.е. к своей самости. Отсюда получаем положительное определение: Грех есть доминирующая любовь человека к своей самости.

Получается, что в каждом из нас существует как бы переключатель: либо мы ставим Заповеди выше похотей, либо похоти выше Заповедей; среднего здесь быть не может. Этот переключатель таится в самой глубине человеческого духа, и в какую сторону он повернут, по той дороге идет вся человеческая жизнь.

Но беда в том, что дороги эти по внешности очень трудно различимы, ибо различие коренится не во внешних поступках человека, которые по необходимости у всех людей сходны, а в тех мотивах, которые движут человеком. Всякий из нас ест, пьет, спит, работает, имеет дом и семью, общается с окружающими, и все это делается примерно одинаковым способом, общепринятым в данное время в данном месте. Любим мы человека или не любим, но здороваемся за руку; любим свою работу или ненавидим, - но работаем; любим свою семью или нет, - но живем в семье.

Конечно, существует бесчисленное множество мелких внешних признаков, позволяющих угадать, добро или зло движет человеком в каждом конкретном случае, а иногда неожиданно добрые или неоправданно злые поступки, как лучом прожектора, высвечивают скрытые в глубине мотивы. Но все же, не углубляясь в детали, можно сказать, что хорошие люди отличаются от дурных не внешними поступками, но мотивацией. И потому борьба с грехом, ограничивающаяся подавлением его внешних проявлений, имеет столько же смысла, сколько прополка побегов крапивы, растущих от мощного и неповрежденного корневища.

Эта борьба может быть названа сдерживанием зла, поскольку она сводится к тому, чтобы препятствовать его внешним проявлениям, и как бы загоняет его вглубь. Если же мы вспомним, что всякое счастье у человека происходит именно от фактической реализации его желаний, то злой человек, сдерживающий свое зло, неизбежно чувствует себя несчастным. Однако это уже детали.

Суть же в том, что качество человека определяется не его фактической жизнью, а его движущими мотивами, которые при всем своем разнообразии неизбежно относятся к одному из двух истоков, как перепутанные ветви двух кустарников относятся к одному из двух исходных корневищ: либо к началу грешному, либо к началу праведному. Эти начала, из которых истекает все невообразимое множество человеческих желаний и мотивов, и есть те два положения исходного переключателя, о которых было сказано выше. Вся невероятная сложность и запутанность духовных качеств человека сводится к альтернативе. Либо Божественные Заповеди имеют в духе его примат перед собственными похотями, и тогда он праведен и чист, и все, что он творит, есть добро. Либо доминируют его похоти, и тогда в нем живет Грех, рождающий все последующие грехи. Такой человек принципиально грешен, и все творимые им дела, даже по внешности хорошие, есть по сути - зло.

Именно это жесткое разделение "на овец и козлищ" проглядывает в словах Христа о том, что "не может хорошее дерево давать плоды худые, а худое дерево - плоды хорошие", хотя по житейской нашей очевидности это совсем не так, ибо мы знаем множество явно плохих людей, которые по временам делают что-нибудь правильное и полезное. Отсюда же вытекает, что не может дерево, не перестав быть худым, начать приносить хорошие плоды, хотя бы и хотело; оно должно сперва перемениться само, поменять свою природу на противоположную. Именно в этом обстоятельстве кроются и живучесть грехов, и тяжесть борьбы с ними, и - главное - отсутствие четкого, житейски понятного рецепта этой борьбы.

Люди, привыкшие жить по внешности, ищут внешних способов победы над грехом и естественным образом приходят к тактике сдерживания зла, полагая, что длительность и интенсивность сдерживания, т.е. количество вложенного труда, со временем перейдет в новое качество: в освобождение от грехов. На этом основаны все виды аскетики; однако на поверку выходит, что самый корень их стараний грешен: ведь не Бог велел им стоять на столбе, поститься и бичевать себя, а они сами, собственной волей наметили себе такой путь.

Но Богу не нужны все их произвольные и самочинные жертвы. Ему нужно одно-единственное: чтобы человек, без всяких истязаний и театральных эффектов, просто сменил приоритеты своей любви. Это требование прямым текстом выражено в Евангелии: "Кто любит Меня, соблюдает Мои заповеди; любите Бога превыше всего". Вот - корень, вот - основа праведной жизни.

Многие удивлялись, почему Новый Завет, в противоположность Ветхому, не занимается мелочной житейской регламентацией. - А потому и не занимается, что житейские мелочи вовсе не важны, а важен данный прямым текстом принцип поведения. Но ведь для того, чтобы исполнять Заповеди, даже не обязательно их знать, ибо Господь вложил Естественный Закон в каждого человека, чтобы сердце его и совесть его сами подсказывали, что должно и чего не должно ему делать. Иначе бы могли спастись только иудеи и христиане, а они никогда не составляли на планете большинства. Это значит, что человек просто должен любить благо ради блага и справедливость ради справедливости, и в поступках своих всегда следовать им.

Оба определения Греха (греха вообще) можно совместить в развернутое положительное определение: Грех есть предпочтение собственной самости Богу. Ключевое понятие в нем - предпочтение. Вокруг этого понятия группируются важнейшие вопросы: (1) в чем неправомочность этого предпочтения, и (2) как оно практически выражается?

Бог есть Творец Мироздания, человек же есть тварь, ничтожный элемент бескрайнего тварного мира. Человек сотворен Богом и живет в Мироздании, также сотворенном Богом. Бог по отношению к человеку абсолютно всесилен; человек по отношению к Богу абсолютно бессилен. Бог построил Творение по Законам Божественного Порядка; человек как элемент Творения, всецело подлежит этим законам.

Правда, человеку дана свобода воли; но, как и всякая свобода, она может быть употреблена правильно и неправильно, во благо и во зло. Собственно говоря, свобода воли сама есть один из Законов Божественного Порядка, и потому она не может противоречить другим законам единой системы. Правильное употребление свободы воли заключается в свободной инициативе и деятельности человека в рамках Законов Божественного Порядка, как водитель свободно ездит по дорогам в рамках правил дорожного движения. Для неизвращенного человека такое ограничение не только не чувствительно, но даже вовсе незаметно. В самом деле, если автомобиль предназначен для езды по шоссе, и потому водитель не может съехать в лес и пуститься по буеракам, то вряд ли он будет сожалеть об этом. Скорее всего, ему просто не придет в голову сделать такую глупость, и потому он не будет страдать от невозможности сделать это. Если Бог велел человеку не красть, но человек по своей честности даже и не помышляет об этом, то запрет кражи никак его не ущемляет.

В сущности, все Заповеди даны грешным людям для сознательного сдерживания своего зла, тогда как люди праведные живут по этим заповедям, даже не вспоминая о них. На днях со мной был анекдот: врач, рассуждая о лечении почек, заметила между прочим, чтобы я не пил собственную мочу, потому что она содержит вредные вещества. Но мне даже в голову никогда не приходило пить мочу! С другой стороны, если бы я предавался такому извращению, то полученная "заповедь" ущемила бы мою привычку и тем самым породила бы отрицательные эмоции.

Итак, самая возможность Греха обусловлена наличием у человека свободы воли. Свобода воли есть особенное свойство, дарованное Богом человеку вследствие того, что человек сотворен Им как Его образ. Богу присуща бесконечная Свобода, порождающая безграничное Творчество; а поскольку человек есть образ Божий, то ему уделена искорка Божественной Свободы и Божественного Творчества. Однако Бог есть Свобода в Себе и Творчество в Себе; человек же есть тварь, и самая жизнь его не принадлежит ему, но постоянно поддерживается в нем Богом. Он не собственник, но пользователь своей жизни. Бог всегда творит Сам от Себя; человек же творит не сам по себе, но непрестанной помощью Господа, почему и сказано: "Без Меня не можете делать ничего".

Бог живет вне времени и вне пространства, и потому во всяком времени и во всяком пространстве, зная цели всех действий и развитие всех событий. Человек живет в конкретной точке времени и в конкретном пункте пространства, будь то на земле или в духовном мире, и не знает, что происходит во всех иных точках времени и пространства. Кроме того, он не знает основополагающих целей Творения и своих целей как элемента этого Творения. Поэтому можно сказать, что человек живет по текущему своему состоянию, ибо может сознавать себя, желать, мыслить и действовать только в данной единственной точке времени и места. Отсюда вытекает, что все его творчество поневоле ограничивается этим дифференциально малым пятачком, находящимся прямо перед его глазами. Поэтому он может судить и решать лишь мелкие текущие вопросы, но совершенно не в состоянии оценить их глобальное значение или предвидеть, к чему они в конце концов приведут. Он похож на слепого, который ощупывает ближайшие к нему предметы, но понятия не имеет, что находится за ними. Из этого становится ясно, что человек не может вести себя по жизни сам. И дело тут не в его личных качествах, а в том, что он - человек, а не Бог, и потому должен довольствоваться своими человеческими способностями и не покушаться на Божьи прерогативы.

Возвращаясь после всего сказанного к проблеме свободы воли, находим, что свобода воли Господа абсолютна и ничем не ограничена, как не ограничена и Его жизнь. Но свобода воли человека, присущая его жизни, локализована там же, где и жизнь его, т.е. в текущем состоянии. Это значит, что в каждый данный момент времени человек волен желать, мыслить и по мере возможности делать что угодно, но он не властен над любым другим временем и любым другим местом. Он закреплен, зафиксирован в вечно движущемся моменте настоящего, как пассажир в своем кресле, и хотя может вглядываться в мелькающие за окном пейзажи, но бессилен дотянуться до них и что-нибудь там изменить. Человек должен понять и принять, что, в отличие от Бога, он ограничен, и ограничен именно текущем моментом, а все, что за пределами этого настоящего, то не его и ему неподвластно.

Древние богословы утверждали, что Бог может сделать все на свете, кроме бессмыслицы. Наподобие этого мы можем сказать, что человек, пользуясь свободой воли, может делать все на свете, кроме греха, т.е. кроме нарушения Законов Божественного Порядка. Это единственное простое условие делает его земную жизнь легкой и приятной, и к тому же по смерти приводит его в Небеса. Суть такой жизни заключается в том, что человек предоставляет Богу вести его, ни о чем не волнуется, ничего не планирует, концентрируясь в текущем мгновении и делая то, что ему на данный момент больше всего хочется, - с тем непременным условием, чтобы эти желания не противоречили Заповедям. Бог же в нужное время посредством наития инициирует в нем подходящие желания и одновременно дает внешние возможности их удовлетворения, так что человеку по внешности кажется, что это он сам захотел, а благоприятные условия случайно совпали.

Таким образом, человек, руководимый Господом, не беспокоится о том, что не в его власти, а делает лишь то, что ему хочется в настоящий момент. Однако само это желание приходит к нему от Господа, и потому приходит именно такое, какое полезнее всего, и именно тогда, когда необходимо, а легкость и приятность его осуществления дают человеку радость и счастье. При таком положении дел человеку нет никакой надобности желать чего-либо недозволенного, как сытому человеку нет резона воровать бублик с лотка.

Люди всю жизнь гоняются за внешним благополучием; но ведь и оно в руках Господа. Без воли Божией, сказано, и волос не упадет с головы человека. Человек сам собою не может обеспечить себе ни благополучия, ни безопасности, ни материального изобилия. Если же он доверился Богу и не делает ничего худого, Бог избавляет его от внешних бедствий, ибо бедствия эти суть искушения и наказания. Если человек не нуждается в жестком исправлении, Бог никогда не попустит ему беспричинных несчастий.

Первоначальный, исходный грех возникает тогда, когда человек решает, пусть даже неосознанно, что он лучше, чем Бог, знает собственную пользу, и потому скорее придет к счастью своим умом. На практике это означает, что человек покушается на Божьи прерогативы вести его во времени и пространстве, т.е. узурпирует Божью власть, приписывая себе Его способности к Всеведению и Всемогуществу, которых на самом деле лишен. "И тварь восстала на своего Творца".

Восстание это есть чистое безумие, ибо человек не только берется за неисполнимое дело, но разом теряет все преимущества, вытекающие из жизни по Законам порядка. Бог никогда не отбирает у человека свободу воли, и потому отпавший от Него человек может вести свою линию. Но тогда начинают проявляться естественные следствия этого отпадения. Так часто бывает у выросших балованных детей, которые привыкли жить в свое удовольствие за спиною родителей и наконец возомнили, что проживут без них еще лучше. Но на первых же шагах оказывается, что конфеты с неба не падают, что надо зарабатывать себе на хлеб, отбиваться от недоброжелателей, стирать белье и выполнять тысячи других обременительных дел, которые прежде незаметно для них выполнялись родителями. "И произрастит вам земля тернии и волчцы".

Отпавший человек уже в самом начале ощущает вместо счастья неудовлетворенность, но не помышляет о возвращении, а, напротив, пытается управлять собою "еще лучше" - и еще глубже проваливается. Так начинает сама собою раскручиваться спираль греха и вытекающего из него несчастья. Особенно хорошо это видно по адским духам, которые, чем они коварнее и хитрее, тем в больших мучениях находятся, хотя, казалось бы, их коварство и хитрость должны были им обеспечить неплохое существование.

Человек должен ясно понимать, что сам собою он ничего не может - ни делать, ни предвидеть, ни уберечься от беды. Чем упрямее он ведет себя сам, тем меньше обращается к Богу и, соответственно, тем меньше Бог защищает его. По мере того, как человек лишается Божественного прикрытия, несчастья его множатся. В этом лишении Божьей защиты и состоит то самое проклятие, которым столько пугали еретиков церковники. Главным результатом отпадения человека от Бога становится бесплодие его деятельности: "построишь себе дом, и другой будет жить в нем; возьмешь жену, и другой будет спать с ней; посадишь виноградник, и его поест червь". Ибо жизнь - от Бога, жизнь есть непрестанное Божье творение ("Отец Мой доселе творит, и Я творю"), а где Бог не помогает, там нет ни жизни, ни творчества, а один сплошной пустоцвет.