Знакомство с учением Сведенборга
Автор: Михаил Глебов, май 2008
Тут необходимо сделать паузу, чтобы оглянуться назад и кратко окинуть взором всю траекторию моего пути к Богу - следовательно, выявить общую логику этого пути. Я родился в типично советской семье, где отец был убежденным атеистом, а мать чисто формально красила яйца к Пасхе. Отсюда возникло "водяное перемирие" и неизбежное равновесие - правда, с некоторым сдвигом в сторону крашеных яиц, ибо последнее слово всегда оставалось за матерью. Вообще же о религии старались не говорить, словно ее вовсе не было, и настрого запретили бабушке и ее сестре тете Оле просвещать меня в этих вопросах. Как следствие, я получил жесткое моральное воспитание чисто светского характера, т.е. теоретически оправданное обычаем и общей пользой ("вот как должны поступать хорошие мальчики").
И поскольку я действительно старался как мог, в дошкольном периоде были убиты два зайца. С одной стороны, я, в меру детского разумения, сознательно воздерживался от зла, "потому что оно вообще плохое", а ведь именно этот шаг является первым на пути к Небесам! С другой стороны, меня наглухо изолировали от религиозного мракобесия, на которое окружающие только и были способны, - того мракобесия, против которого с приходом юности неизбежно восстает всякий мыслящий человек, зачастую вместе с тем отказываясь и от Бога. Следовательно, я уже де-факто шел верным путем в состоянии детского неведения, которое гораздо безопаснее и предпочтительнее лжи.
Школьное отрочество принесло новые аспекты. Оказавшись в детском коллективе, я плохо вписался в него именно по причине "упертости" на собственных понятиях добра и правды, которые не слишком ладили с дворовым менталитетом. Отсюда возникло общее глухое неприятие, с одной стороны, вытеснявшее меня на обочину общего веселья в приватное общение с избранными сверстниками и в домашнее одиночество. Это препятствовало мне "обратиться в их веру" и самому сделаться таким же. С другой стороны, заняв позицию на удаленной орбите, я в наилучшем ракурсе мог наблюдать дурные качества и взаимные подлости прочих детей, что помимо фактора "ой, не пускают!", добавило фактор "да я и сам не хочу". Наконец, именно в школьные годы я твердо уверился в существовании неких мистических сил, которые, впрочем, никак не называл и уж тем более не связывал с Богом. Просто мне стало ясно, что на сознательные усилия людей накладывается некая стихийная сила, которая благоволит одним начинаниям и срывает другие, и я большей частью ей не угоден. И эта внутренняя зачаточная "вера" де-факто убила опасность сознательного атеизма, который, тем не менее, внешне держался в моем мозгу до тридцатилетнего возраста.
Но человек, не верящий в Бога, загробную жизнь и Небеса, невольно ограничивает свой кругозор одними земными реалиями и мыслит свою судьбу и счастье лишь в мiрском формате. Поэтому, при всей остроте претензий к окружающим, в юности и молодости я предпринимал циклопические усилия, пытаясь "войти в коллектив" и играть по его правилам. И пока все мои интересы крутились на этой ниве (да еще с тенденцией оправдывать подлое поведение как "вынужденно необходимое"), привести меня к реальной вере в Бога было невозможно. Наперед требовалось заставить меня разочароваться в земной суете, убедить в том, что эти бирюльки ничего не стоят. Отсюда растянулась длинная цепь неудач всякого рода, жестоко уязвлявших мое сердце, так что к 1986 году я фактически рявкнул: "Да пошли вы все!" - и повернулся к обществу задницей. Впрочем, этот разрыв носил предварительный характер, так как у меня еще не было альтернативы - веры в небесную жизнь. Между тем Господь позаботился о моем постепенном сближении с Православием, в рамках туризма и увлечения историей пробудив интерес к храмам, от которых я прежде шарахался, как от чумы.
В сущности, именно с 1986 года начал раскручиваться маховик преобразования с его гнетущим одиночеством, бесконечными искушениями и угрюмым ландшафтом. Но поскольку человек преобразуется истиной, а религиозная истина сохраняется в церкви, - установление контакта с ближайшей церковной организацией сделалось неизбежным. С другой стороны, я уже был достаточно взрослым и зрелым человеком (30 лет), чтобы уметь отличать вероятную истину от явной лжи и не напитываться этой последней. В результате первая половина 1990-х годов прошла у меня вблизи церковных врат, в точности как и в школе я держался около прочих детей, итог же вышел аналогичным: со своей удаленной позиции я легче различал доброе и злое, правильное и неправильное, сохранял автономию и свободу воли, и не мог с легкостью напитаться тем, чем не следовало. Это позволило мне избежать отождествления Бога и церковной практики, так что я, при всех погрешностях, смог разделить их в уме и одно принять, а другое отвергнуть. Образно говоря, я насытился супом, предварительно выловив и выбросив шелуху. Сегодня мне трудно судить, какое количество истин веры я нечувствительно усвоил за эти годы, но по всей справедливости должен благодарить Православие за "курс молодого бойца".
Когда же начальная, ознакомительная фаза миновала, последовал "кризис веры" 1994 года, подробно описанный выше, обеспечив сперва фактический, а там и формальный разрыв с Православием. Оно даровало мне прочный фундамент базовых истин - и затем отошло в сторону, как отходит воспитатель детсада, передавая ребенка школьным учителям. Пришло время на подготовленном месте возводить здание нового, теоцентрического мировоззрения. И тогда, будто бы случайно, в руки мне попала книга, без преувеличения перевернувшая мою жизнь. Ибо там говорилось как раз то самое, чего я доселе безуспешно искал у всех Златоустов и светских мудрецов.
В последнее январское воскресенье 1995 года я вечером гулял по Остоженке и в витрине книжного магазинчика (того самого, где двумя месяцами раньше был куплен многотомник Александра Меня) заметил хорошо изданные "Мысли" Паскаля. Мне страшно захотелось купить эту книгу, но по причине выходного дня магазин был закрыт. Чертыхнувшись, я решил заехать сюда завтра после работы. Но невдалеке от фирмы, где я трудился, располагался недавно открытый большой книжный магазин, и в обеденный перерыв мы с помощником заглянули туда. - А Паскаль у вас есть? - Есть, спросите в отделе эзотерики.
Мы направились в дальний угол, где на полках теснились оккультные брошюрки пугающе-черного цвета. Среди них выделялась искомая книга, которую я тут же купил. Рядом, впритык стоял томик какого-то Сведенборга в черной суперобложке, на которой значилось: "О Небесах, мире духов и об аде". Имея стойкое предубеждение против псевдорелигиозной мифологии, я все-таки из любопытства купил эту книгу тоже и, вернувшись домой, отчего-то начал именно с нее. Черную суперобложку с неподходящей картинкой я скоро случайно порвал и выкинул, и тогда открылась простенькая картонная обложка светло-голубого цвета с рисунком ангела. Не исключено, что в этом крохотном эпизоде таился духовный смысл: ведь Сведенборга привыкли "подавать" как оккультиста, и чтобы принять его откровения всерьез, надлежало сперва отбросить "черную суперобложку".
Точно помню, что первый мой импульс от чтения был чисто отрицательным. Ибо уже в предисловии Сведенборг написал:
Тайны, открываемые на следующих страницах, относятся к небесам и аду и к жизни человека после его смерти. (…) Мне дано было в течение 13 лет быть вместе с ангелами, говорить с ними как человеку с человеком и видеть, что происходит на небесах и в аду. В настоящее же время мне дано описать, что я видел и слышал, в той надежде, что невежество просветится и неверие уничтожится. Такое непосредственное откровение совершается ныне потому, что оно то самое, которое разумеется под [вторым] пришествием Господа. НН 1
Думаю, нет более эффективного способа вселить в мыслящих людей стойкое недоверие, чем объявить себя с порога пророком или новым евангелистом! Я так разозлился этому самозванству, что даже хотел бросить чтение. Однако Господь ведает, что творит, кладя барьеры на нашем пути: кому следует, тот сможет их преодолеть, а кому не следует - плюнет и уйдет как бы сам собою. Помните, как Иисус сказал, что должно есть Его плоть и пить Его кровь? Смутились все; но апостолы поворчали и остались, а фарисеи с бранью ушли. Не исключено, что и рассердившая меня фраза была подобна входной двери, пускающей внутрь не всех. Я даже склонен считать, что она отбрасывает именно нынешних фарисеев, законников традиционного христианства, которые, ознакомившись и потеряв дар речи, могут ответить одними проклятиями.
Но любопытство повело меня дальше, и тут я неожиданно понял, что держу в своих руках ответы на все вопросы, копившиеся уже долгое время! Сведенборг по факту сделал именно то, чего я прежде тщетно искал у мудрецов Православия: он "проник за завесу" и повел оттуда обстоятельный репортаж, в котором не было столь характерного для оккультных книжонок привкуса сплетни и тем более никаких сказок, но только факты и разъяснения - логичные, хотя не всегда ясные. Притом, читая, я чувствовал глубокое иррациональное убеждение в истинности написанного. Если же оставались пункты не слишком понятные или даже раздражавшие меня (например, о том, что сразу на Небо не пускают), я торопливо перебегал их на другую сторону в тайной надежде, что они со временем разъяснятся; и они действительно постепенно разъяснились. А уж когда я нашел описание небесной радости, все сомнения в авторитете Сведенборга были сняты. Внимательно, взахлеб прочтя всю книгу за три вечера, я затем вновь вернулся к началу, потом опять, и так, перескакивая из конца в конец, зачитал ее вдребезги не хуже детского "Винни-Пуха".
Между тем "Мысли" Паскаля, из-за которых началось все дело, тоскливо валялись в шкафу. Перелистав наугад две-три страницы, я ощутил дискомфорт, некую внутреннюю темноту и слепоту, что со мной обыкновенно бывает при чтении религиозных текстов, написанных не от Бога. И лишь два года спустя я наконец принудил себя одолеть целиком это рваное, отрывочное сочинение, слепленное позднейшими исследователями из отдельных черновиков, и даже сделал оттуда много выписок. Вообще эта книжка показалась довольно ядовитой. Так, некоторые идеи Паскаля спровоцировали искушение, породив во мне болезненные колебания, в частности, по вопросу об обрядах. Паскаль написал, что интеллигенты, презрительно отвергающие обрядовую сторону религии, демонстрируют высокомерие, которое есть грех. Тут я испугался, правильно ли отверг церковную практику Православия. Хотя ведь ясно, что, борясь с "высокомерием", Паскаль требует от нас смирения, которое сводится к некритическому принятию всего, что бы ни сказал и ни потребовал священник, без разбора, так оно или не так. Но ведь от этого я как раз и сбежал!
К сожалению, в то время Интернет хоть и существовал, но оставался фактически недоступен; с другой стороны, он был еще слишком мал и беден информацией. Мне неоткуда было узнать подробнее о Сведенборге, найти другие его книги, познакомиться с его последователями. На протяжении долгих двух лет я мусолил одну и ту же книгу, буквально выучив ее наизусть. Отсюда неожиданно вытекло очень полезное следствие. Дело в том, что трактат "О Небесах и аде" является полноправной частью Слова Божьего, а Слову присуще свойство пребывать в полноте, так что каждая отдельная его книга содержит полный объем Божественной мудрости. При этом в рамках данной книги одни аспекты подробно рассмотрены, тогда как другие упоминаются мимолетно, но это упоминание обязательно должно быть. Вот почему все работы Сведенборга так явственно перекликаются, говорят об одном и том же, повторяют друг друга. Но отсюда ясно, что, как следует изучив одну какую-нибудь книгу, можно в известной мере компенсировать отсутствие прочих. Действительно, знакомясь впоследствии с другими частями Небесного Учения, я ловил себя на том, что все это уже встречал и знаю (догадывался), хотя не так подробно.
Мое освоение материала в 1995-96 годах прошло две фазы. На первой, с января по сентябрь 1995 года, я чувствовал себя как турист, странствующий по новой местности. Я больше уделял внимание внешним фактам (как ангелы живут, чем занимаются и пр.), и по мере того, как этот кладезь исчерпывался, у меня возникло "чувство всезнайки", столь характерное для начинающих сведенборгианцев. Но осенью что-то произошло внутри, у меня как бы "открылись глаза", вследствие чего давно известный текст приобрел совершенно иную глубину. Теперь я взялся копать вглубь, сменив вопрос "что" на вопросы "как" и "почему". А поскольку серьезное осмысление чего бы то ни было возможно лишь в письменной форме, 24 сентября 1995 года в моей комнате появился компьютер. И буквально в тот же день хлынуло половодье самодельных текстов, которые я, не веря надежности компьютера, сперва педантично распечатывал на бумаге. К сожалению, все они были спонтанно уничтожены весной 1997 года как "неправильные" - точнее, недостаточно глубокие. Деловая суета в эти годы значительно поутихла, давая мне возможность сосредоточиться на духовных проблемах.
Так был выбран путь, по которому я с тех пор иду. Причем следует отметить, математически выражаясь, "монотонно восходящий характер" моего движения - без тупиков, кризисов, разочарований, поворотов в сторону. В результате тексты, написанные в 1997 году, еще на заре "сведенборговской эпохи" моей жизни, доселе воспринимаются мною как правильные, хотя недостаточно глубокие. Это свидетельствует о верно заложенном фундаменте, который не требует переделок, позволяя возводить все новые этажи здания.
|