Стихи весны 1977 года
Автор: Михаил Глебов, 1977 (комментарии 2003)
Стихи 1976 года были еще до такой степени незрелыми - поверхностными по существу и примитивными технически, - что совершенно не выделялись из того расхожего мусора, который производится в юности почти всяким интеллигентным человеком (и вскоре стыдливо им же уничтожается). Однако с 1977 года дело пошло всерьез. Стихов стало больше количественно, и они выходили гораздо лучше качественно. "Рубаи", двустишия, рифмовка глаголов (пошел - нашел) и другие спутники поэтической убогости к лету навсегда отошли в прошлое. Тем более, что я категорически не терпел подобной неряшливости. Максимум творчества пришелся на конец года, чтобы перерасти в сплошной стихотворный поток 1978-го.
Следует добавить, что если стихи 1976 года, к которым я в целом относился презрительно, со временем были практически полностью уничтожены и затем лишь кое-как восстановлены по памяти, то стихи 1977 года изначально пользовались уважением, и я добросовестно переносил их из одной тетрадки в другую. Кроме того, именно в 1977 году я начал проставлять точные даты написания стихов; отчасти это обусловилось тем, что теперь они сочинялись за 1-2 часа (и уж, во всяком случае, в пределах одного дня), тогда как прежде изготовление длинного, высосанного из пальца "произведения" могло занять несколько дней.
77-1 / Зимние каникулы
Неуютно, зябко в мире. Снег на улице блестит. Дед, гуляя по квартире, Удручающе свистит.
За окошком ветер воет, Гонит глыбы-облака; Дымка виснет над землею, Дышит холодом река.
Снег колючий заунывно Сыплет с самого утра Методично, беспрерывно, Словно так решил вчера.
Иногда мороз крепчает, Светит солнца белый диск; Снег его лучи встречает Сотней тысяч ярких брызг.
Сразу будто веселее, Сразу легче на душе: Только стало бы теплее - Чем не рай теперь уже?
Вечер. Неба цвет мышиный. Вьется снег у фонаря. По асфальту мчат машины, Брызги искрами соря.
Ласковым теплом мерцают Из окошек огоньки; Вьюжный ветер завывает, Гонит снега бугорки.
Ночь. Луна. Мороз крепчает, Звезды светят с высоты. Ветер к насту пригибает Оголенные кусты;
Снег блестит прямой дорожкой, От домов ложится тень. Потихоньку, понемножку Наступает новый день.
Пролетели три недели - Тот же холод, тот же снег, Те же самые метели Кружат, словно целый век.
На дорогах лед буграми - Не упав, не перейти… Но мы точно знаем сами, Что весна уже в пути.
Январь 1977
77-2
Зима уходит еле-еле. Температура на нуле. От снежных куч ручьи без цели Текут лениво по земле.
Повсюду лед лежит солидно, Сырой туман стоит стеной, И солнца много дней не видно За мутной серой пеленой.
Прогноз бубнит одно и то же Уже который день подряд. Весна недружная, - но все же Весна, как люди говорят.
Март 1977
77-3
Вот и лето на носу, Небо стало выше. Солнце лишь в восьмом часу Прячется за крыши.
Дни отличные стоят, Славная погода, Что не редкость, говорят, В это время года.
Окна с раннего утра Солнце отражают, Светят, как прожектора, Деду спать мешают.
Дед встает, стучит, поет С яростью упорной, В ванной долго воду льет Да свистит в уборной.
Утро. Гладь реки блестит, Мягко солнце греет, Тихо травка шелестит, Теплый ветер веет.
Зелень старых тополей Дымкой над газоном. Воздух, словно средь полей, Напоен озоном.
Правда, чувствуются в нем Примеси бензина, Да завод воняет днем, Да несет резиной.
Но расстанемся с тоской: Запах сей обычен. Всякий житель городской К этому привычен.
День приходит чередом С сильною жарою - Даже дышится с трудом Знойною порою.
Туча по небу ползет, Солнце прикрывает; Душный ветер зной несет, Дрему навевает.
Из травы тюльпан торчит, Липа зеленеет. - Дед о холоде ворчит, Зад подушкой греет.
"Ну почему именно зад?" - не понимал слушавший меня дед. Я, по совести, не понимал тоже. А что поделаешь, если иначе строфа не клеится?
Дед смертельно убежден В вечности мороза, А в морозе видит он Для себя угрозу.
Ночью ль, выйдя ль на балкон, Сидя ль на скамейке, Ни за что не снимет он Ватной телогрейки.
Дед оделся поплотней - Кто ж его осудит? Так что он, наверно, в ней Скоро мыться будет.
Впрочем, что его винить? Если разобраться, Деду, чтоб беду избыть, Некуда податься.
Он с утра, хотя и лень, Штепсель занимает, После целый Божий день Радио внимает:
Знает жизнь страны родной, Песни-хороводы, Ход колхозной посевной Да прогноз погоды.
А синоптики подчас В дело не вникают И по радио как раз Деда подстрекают.
Месяц весь они подряд Москвичей стращают: Холод, ливни, снег и град Грозно предвещают.
Только тучи стороной Ходят, не мешая, И стоит над всей страной Засуха большая.
13 мая 1977
77-4 / Возвращение из военного лагеря
Когда учебные занятия кончились, всех мальчишек-девятиклассников на четыре дня отправили поездом под Наро-Фоминск в "школьный военный лагерь". Это были первые в моей жизни ночевки среди прочих ребят и вне семьи. Сейчас уже трудно вспомнить всю силу испытанного мною стресса. Тем не менее полученный опыт я оценивал положительно и даже сгоряча хотел поехать еще в какой-нибудь лагерь.
Вот и лагерю конец. Я не возражаю И в квартиру наконец Мирно приезжаю.
Треск ракетниц позади, Марши по привычке, Скука дальнего пути, Давка в электричке.
Очень, очень мало дней Я не жил в квартире, А как будто не был в ней Месяца четыре.
Непривычна тишина, Стен глухая сфера. Как всегда, заражена Вонью атмосфера.
Чайник ноет на плите, Дед сидит в уборной. Вещи те же, звуки те С точностью бесспорной.
Та же затхлость, тот же сон, Скука и зевота, Мелких дел со всех сторон Грязное болото.
Меланхолия моя, Прежний сплин вернулся. На неделю только я От него очнулся.
Июнь 1977
77-5 / О смысле жизни
Следующее стихотворение служит чрезвычайно ценным свидетельством того кипения умственной каши, которое я испытывал весной 1977 года. Конечно, моя философская озабоченность не могла не выразиться и в стихотворной форме. Воспитанный в атеистической семье и на советской пропаганде, я категорически не понимал, каким образом взрослый и притом неглупый человек может всерьез (не придуриваясь) верить в Бога. Вера казалась синонимом осталости и дикости, присущей разве австралийским аборигенам (и то не всем). Тем не менее сама постановка вопроса о смысле жизни вступала с материализмом в конфликт, но, не смея посягнуть на него, смиренно кончала самоубийством.
Среди житейской кутерьмы Проблема на примете: Зачем на свет родились мы, Зачем живем на свете?
Живет змея, живет червяк Для рода продолженья; Но разве людям жить вот так Достойно уваженья?
"Достойно". - Дарвин нам сказал И на примерах скоро Логично тезис доказал Естественным отбором:
"Суть - не в работе мозговой, Не в мыслях окрыленных, Поскольку род ведем мы свой От жгутиков зеленых".
Слова его в наш трезвый век Лиш поп один осудит, А всякий здравый человек Опровергать не будет.
Но человеку испокон С рожденья ум заложен, И потому обижен он, Что смысл его ничтожен.
"Ну, хорошо, продолжу род, Чтоб те детей имели; И я умру, и сын умрет, И внук умрет без цели.
И так пойдет из века в век По той же все дороге: Умрет, родится человек… А где же цель в итоге?"
Разумной цели жизни нет, И это очевидно, Но получить такой ответ Любому будет стыдно.
И он берется размышлять, Искать для жизни цели… Над целью цели измышлять Немало попотели.
3 июня 1977
77-6
(...) Уже давно не первый год, Потомкам в поученье, Бесцельный тянется поход На беды-злоключенья.
Стремится разум далеко И лени угрожает, А лень спокойно и легко Удары отражает.
И лишь в тот день, и лишь тогда Победы час настанет, Когда упорно, навсегда За разум воля встанет.
Коль встанет - то наверняка Исчезнет неудача, И в этом действии пока Мне - главная задача.
3 июня 1977
77-8 / Телефонная станция
Это неоконченное озорное стихотворение посвящено моей кратковременной работе на Международной телефонной станции (МТС). Вместе со штатными телефонистками я сидел в наушниках и принимал заказы на переговоры с зарубежьем. После двух-трех часов такой работы наступало ошалелое состояние, которое я прозвал "телефонной тоской".
Верь решению Минервы, Предсказаниям небес: Не транжирь напрасно нервы, Не ходи на МТС.
Коль надежда безответна, Настроенье как доска - К нам приходит незаметно Телефонная тоска.
Свойством каверзным опасна, Незаметна, как оса, Словно тиф с чумой, ужасна, И коварна, как лиса.
Вот, допустим, солнце всходит, Шелестит над речкой лес, Туча черная приходит И висит над МТС,
Утро ясное над миром. Пахнет вишнями в саду. Покидаю я квартиру И на станцию иду.
Вот она передо мною, Телефонами урча, Поднимается стеною Из плохого кирпича,
Взгляду вольному мешаясь - Экий столб торчит какой, Меж домами возвышаясь У Таганки над рекой!
Стены розовые в холле, Вдрызг заплеванный подъезд, Стенгазеты о футболе Да про Двадцать пятый съезд...
22 июня 1977
77-9 / Поездка в Пустошку
В конце июня отец достал путевки на автобусную экскурсию в Пушкинские Горы. Это была моя вторая (после Киева) дальняя поездка. По узкому Рижскому шоссе нас привезли на Псковщину, в райцентр с оригинальным именем Пустошка. Отсюда мы ездили в Михайловское, а на другой день собрались домой. Попытки упросить водителя завернуть в Псков, ради которого многие только и ехали, успехом не увенчались (вероятно, предложили мало денег).
Наш автобус с трубным воем Разрывает мглу. Толстый овод надо мною Ходит по стеклу.
Так и мечется часами, Крыльями звеня, И печальными глазами Смотрит на меня.
Вот прополз он мимо снова, Черно-голубой, Точно так же бестолково, Как и мы с тобой.
Много сотен верст промчали, Похудев на треть, Чтоб спокойно, без печали Псковский Кремль смотреть.
Нас кусали злые мошки, Мучила жара, Но лишь только до Пустошки Довезли вчера.
Ни поселок, ни деревня - Скверный городок; При гостинице харчевня, Тополя в рядок,
Перерытая дорожка, Ряска на пруду, Да огромная картошка Шелестит в саду.
Комары ночами вьются, И дрожит душа, Коли крики раздаются Пьяных пустошан.
Если ж утро наступает, Мы с большой тоской Ощущаем, как воняет Жареной треской.
Что вы там ни говорите - Славные места: Вон, на сквере, посмотрите - Два больших куста.
Вдруг здесь трели петь захочет Соловей в нощи? А иных красивых точек Лучше не ищи.
Снова дальний путь-дорожка. И спрошу любя: Проживем ли мы, Пустошка, Долго без тебя?
А вокруг поля, поселки Улетают вдаль, Вьются ленточки-проселки, Даль сменяет даль.
Над низинами туманы. Речка. Поворот. Лезут ели-великаны Из гнилых болот.
Лес растет необычайный Средь сухих песков… Вы не знаете случайно: А когда же Псков?
Июнь 1977
77-10 / Предисловие к дачной летописи
Наконец июньская суматоха закончилась, и я вырвался на дачу. Здесь, как это бывало и прежде, явился вопрос о "летописи" - тетради, в которой фиксировались все события дачной жизни. Настоящего дневника я не вел никогда - отчасти из соображений осторожности. Летописи периодически возникали и уничтожались, потому что я всякий раз был недоволен формой их ведения, а отсутствие компьютера не позволяло перекраивать их до бесконечности. Вот и теперь я раздобыл толстую клетчатую тетрадь крупного формата на 96 листов, стоившую как раз 96 копеек, и на первой странице в обрамлении сложных красно-зеленых узоров вывел предисловие, которое в этот единственный раз оказалось стихотворным. Помимо озорства, здесь хорошо виден круг тем, традиционно освещавшийся в моих хрониках, который охватывал практически всю нашу домашнюю жизнь.
Время медленно проплыло И исчезло с глаз долой, А на память подарило Недомолвок толстый слой.
Кто куда ходил по делу И зачем туда ходил? Кто ругался оголтело, Крик и смуту разводил?
Кто чего в труде добился? Сильно ль лук подорожал? Кто споткнулся и свалился, Да от ярости дрожал?
Кто кого когда обидел? Кто зарплату получил? Кто чего смешного видел Иль другого огорчил?
Как вопрос решали спорный, И конкретно кто решал? Сколько дед сидел в уборной И родителям мешал?
Ночь, когда необычайно Звезды тьму небес зажгли? День, когда купили чайник И когда его прожгли?
Кто читал какую книжку? Кто собрал грибов в лесу? У кого вскочила шишка И торчала на носу?
Что на даче посадили? (И про то - большой рассказ). Чем соседям досадили? Чем соседи злили нас?
Есть теперь на все ответы, Лишь найти число прошу. Ведь не зря ж тетрадку эту Так старательно пишу!
10 июля 1977
77-11
Вновь конец июля. Славная пора. В полдень зной в разгуле, Тихи вечера,
Ночью воют грозы С ветром заодно, Гнут к земле березы, Да стучат в окно.
Рано утром встану. Ясно в голове. Побегу я к крану По сырой траве.
Солнце на востоке, Блики бьют в глаза, Светится в осоке Серебром роса.
Сырость недотрогой В небе до поры. Вьются над дорогой Стаей комары.
У ручья в низине, Где цветет дурман, Расплескался синий Меловой туман.
Птицы над поселком Делают круги. Слышу по проселку Легкие шаги.
Вот он, путь к победе! Воля дорога. Мы с тобой поедем К черту на рога
По шоссе, по шпалам До большой реки Вопреки скандалам, Крикам вопреки!
Солнце торжествует, Радостный порыв. Глебов существует? Врете! Глебов жив!
Август 1977
77-12
Погода между тем стояла изумительная, почти южная. Зной уничтожил всех комаров, и мы смогли наконец без опаски распахивать окна. Днем горячий ветер шелестел в кронах деревьев, гнал по выцветшему от жары небу легкий пух облаков. Ночью сияла громадная луна, трещали кузнечики, по горизонту мерцали далекие всполохи молний. Потом внезапно надвигалась туча, хлестал ливень, и новое утро рождалось в сверкании умытой природы.
Ветер дует с Украины, Солнцем яростным прожжен. Шелестит листва рябины, Лес в дремоту погружен.
Над дорогой пыль клубится В знойном мареве полей; Рожь обильно колосится Меж посадок тополей.
Ночью - всполохи на юге, Светит яркая луна, Вьются бабочки в испуге У открытого окна.
Царство дремы, царство лени, Сон до боли в голове. От луны прямые тени Протянулись по траве.
Надрываются цикады, Переливами звеня. Нет давно ночной прохлады, Дышит жаром простыня.
Духота плывет волною В лунном таинстве дорог, Плещет жидкою стеною, Заливая за порог.
Липнет потная рубашка, Одеяло - словно печь. Надо спать, да спать-то тяжко: Много места - негде лечь.
По утрам обильны росы, Блики в дивной красоте, Облаков кривые косы В лучезарной высоте.
Солнце светит в стену дома, Разгоняя тьму ночей, Дымка вдоль по окоему Убегает от лучей,
Петухи кричат гортанно, Пар восходит к небесам, Растворяются туманы По болотам и лесам.
Солнце лезет по наклонной, Растворяясь в тусклой мгле. Южный зной мечтою сонной Расплескался по земле.
Вянут травы, сохнут елки, Никнут мощные дубы, Истекают липкой смолкой Телеграфные столбы.
Незаметны и летучи, В небесах друг друга ждя, Ходят призрачные тучи В жалком венчике дождя.
Солнце жаркою громадой Захватило небосвод. Снова засуха над садом, Как и в позапрошлый год.
Ветер дует с Украины Три недели напролет: Зной ужасный, зной былинный, Птицы огненной полет.
25 августа 1977
Это стихотворение так мне понравилось, что в тот же день я ринулся писать продолжение, но далеко не ушел.
77-13
Больше трех недель погода Удержаться не смогла, И, колхозникам в угоду, К нам пришла сырая мгла.
С гор Кавказа, из-под Сочи Эти тучи принесло Темной августовской ночью На десятое число.
В среду утром на рассвете Над восточной стороной Небо в мутно-сером свете Затянуло пеленой.
Пелена ползла над лесом, Пелена ползла в поля. Теплый дождь полил отвесно, Мелкой моросью соля.
Час за часом холодало. Запотело вдруг стекло. Грязным серым одеялом Горизонт заволокло.
Дул сырой, холодный ветер, Населенью дав понять, Что крепки циклона сети, Не придет жара опять.
25 августа 1977
|