Стихи 1979-80 годов

Автор: Михаил Глебов, 1979-80 (комментарии 2003)

Хотя - в духовном ли, в психологическом ли отношении - человек переходит от года к году, как от цикла к циклу, однако индивидуальное начало года у людей неизбежно расходится с календарным. Так, мой личный Новый год обыкновенно стартовал по весне; в зимние же месяцы доканчивался, умирая, предыдущий цикл. Поэтому зимние стихи, формально причисляемые к следующему году, фактически составляли охвостье года предыдущего. То же самое вышло и в начале 1979-го, когда затухали последние искорки прошлогоднего стихотворного фейерверка.

79-1 / Зимние каникулы

Это стихотворение явно опоздало родиться, ибо со всей очевидностью относится еще к школьной эпохе; конечно, приступы хандры у меня случались всегда, но данная тональность для 1979 года все-таки была уже не характерной. С другой стороны, здесь ярче, чем в любых прежних стихах, выражено душевное состояние безысходности вкупе с бессильными потугами начать новую жизнь. Заслуживает внимания и странная форма строфы, где срифмованы не все строки; это усиливает ощущение неудовлетворенности и неприкаянности.

За окошком снег сереет.
Батарея тихо греет.
Дед лежит, уткнувшись к стенке.
Постепенно вечереет.
Телефон молчит в прихожей.
Все одно, одно и то же.
Зимние каникулы.

На столе - бумажки, крошки,
Чай, невымытые ложки,
А кровать тепла и смята.
Фонари блестят в окошке.
Спать чего-то надоело…
Ладно. К черту. Завтра - в дело…
Зимние каникулы.

Как малы на счастье шансы! -
Карты ложатся в пасьянсы;
Счетверенная колода
Смотрит дамою пиковой:
Будут, грянут холода,
Все застынет навсегда…
Зимние каникулы.

Дед, пыхтя на всю квартиру,
Гулко шлепает к сортиру.
Скоро семь, а может - восемь…
Бросить все! Уйти и бросить.
Иль сиди, пока уныло
Над виском не вспыхнет проседь…
Бросить все! Уйти - и бросить!

По стеклу искрится иней.
На рассвете сумрак синий
Льется в окна через шторы.
Сыплет снег, береза стынет,
Телефон молчит в прихожей.
Все одно, одно и то же…
Зимние каникулы.

23 января 1979

79-2 / О пользе сочинения стихов

Сколько лирики на свете!
Сколько пламени в груди!
Пишут Фене, Фекле, Свете
И кому ни попади.

Им в душе откроют дверцу
(Дверь обычно заперта);
Спрячет стих поближе к сердцу -
Не отнимешь ни черта.

Маясь болью нестерпимой
И в отсутствии гостей
В полутьме поют любимой
О поэзии страстей;

И, склонясь над девой-розой,
Целью долгого труда,
Помнят: что не скажешь прозой -
То стихами хоть куда.

Грандиозными трудами
С пальца высосан долой,
Стих дойдет к любимой даме
Точно пущенной стрелой.

Донесет стрела амура
Стих до дна ее души -
Так пиши не то что хмуро,
Жизнерадостно пиши!

Сочиняй легко и с толком:
Если что не так ввернешь,
Хоть завой голодным волком,
Потеряешь - не вернешь.

А соперник в деле брака -
Пожалей ему бока:
Не верна любая драка,
Рифма бьет наверняка.

Пишут другу, в стенгазету
И для общества всего;
Пишут также для клозету
(Для себя для самого).

Кто стихами ближних кроет -
Ни за что не пропадет:
Рифма рушит, рифма строит,
До Сибири доведет!

За неясные заслуги,
За невидные труды
Наши рифмы - наши слуги -
Нас выносят из беды.

Пишут утром спозаранку,
Пишут дни и вечера,
Искажая наизнанку
Прежних гениев пера;

Пишут с книги автоматом;
Пишут также - кто умен -
Неизвестным плагиатом
Древнегреческих времен.

Нет ни края, ни причала
Этой творческой реке,
Словно липкое мочало
У людей на языке.

И писатели в Союзе
В ожидании венца
Обращают к тощей музе
Умиленные сердца.

Ради хобби и за славу,
За любовь и за гроши
На себя найди управу,
Обязательно пиши!

9 февраля 1979

79-3

Следующее стихотворение, несмотря на его сложную форму, приснилось мне ночью в готовом виде; я вскочил и записал на бумагу ровно столько, сколько смог запомнить, хотя во сне оно было гораздо длиннее. Этот факт лишний раз подтверждает, что усидчивая правка своих стихов свидетельствует о слабости вдохновения, которое, будучи сильным, не нуждается в нашей помощи.

Ты слышишь - я тебя прошу:
Приди к былому шалашу,
Смотри, что я тебе пишу,
Какое там число.
Приди хотя бы на денек.
Вот мой пенек, вот твой пенек.
Какой далекий огонек
Из детства принесло!

Опять в поля приходит ночь,
И жить без памяти невмочь,
И я не прочь, и ты не прочь
Былое воскресить.
Мы столько лет и столько зим
В каком-то холоде скользим,
Но прежний свет неотразим.
Чего ж еще просить?

9 февраля 1979

Если не принимать во внимание остатков прошлогоднего вдохновения, представленных выше, поэтический 1979-й год наступил для меня лишь в ноябре. К этому времени произошло несколько существенных для меня событий. Во-первых, по случаю подготовки к Олимпиаде-1980 осенний семестр отменили, и всю осень, покуда не лег снег, я катался на электричке на дачу. Во-вторых, умер дед - мой единственный, хотя и неблагодарный слушатель. В-третьих, его комната была отремонтирована и сделалась нашей столовой. На душе было смутно, казалось, что жизнь должна перемениться, перейти в какое-то новое русло. Вследствие этого стихи, как и в переломном 1977-ом, вернулись из отчужденной абстрактности 1978-го поближе к сердцу и стали гораздо более личными.

79-4

Стих, с которого началась моя осенняя поэтическая страда, более чем своеобразен: он как будто предрекает мое будущее обращение к Богу за дюжину лет до этого события. Формально речь здесь идет о предолимпийском ремонте церкви Николы в Хамовниках.

На перекрестке церковь встала.
Ее щадил столетий бег,
И, как была, она устало
Шагнула в наш двадцатый век.

Движенья полосы литые,
И шум толпы, и вой сирен.
На площадь с ужасом святые
Смотрели пристально со стен,

Обороняясь по привычке
Перстами согнутой руки,
Как тихий бор - от электрички,
Как островок - от волн реки.

Столкнулись по заборной фаске
Эпохи, люди и дела…
Но на фасаде терли краски
И золотили купола.

5 ноября 1979

79-5

Вот еще одна попытка стихотворным способом поднять мой боевой дух для решения учебных и житейских трудностей; она словно пробилась сюда из весенней тетради 1977 года.

Что вам надо, что вам треба,
Что скулите взаперти?
Впереди полоска неба -
Значит, нам туда идти.

Как ни яростна атака,
Злость и драка, месть и лесть, -
На краю сплошного мрака
Непременно солнце есть.

Кто всегда вперед стремится,
Птицу бури устраша,
У кого тверда десница,
Недвусмысленна душа;

Кто не хочет жить напрасно,
Скуку гибелью ценя,
Кто стремится ежечасно
К солнцу вечного огня, -

Даже если будет вето
К солнцу этому дойти,
Обернутся блеском света
Сами тяготы пути.

Цель нам - наши достиженья,
Наша память дней и лет
В призме вечного движенья,
В смене тягот и побед.

Обрети в горячем деле,
Что судьбою суждено.
А иной разумной цели
Человеку не дано.

5 ноября 1979

79-6

Следующий осколок относится к геодезической практике в Мытищах.

Год прошел, как суп густой,
Шумен и несносен.
Загнивает травостой,
Наступает осень.

Небосвод дождями сжат,
Мы от стужи свищем.
Листья желтые кружат
По сырым Мытищам...

Ноябрь 1979

79-7

В 1978 году я уже демонстрировал две попытки "проститься" со стихами, чтобы их больше не писать и взамен заняться чем-нибудь полезным. Ниже представлена третья попытка из той же серии. Ее дата - 7 ноября - явно указывает на очередное "превращение" в борьбе за "новую жизнь", так как праздничный день очень подходил для подобных начинаний, хотя и меньше, нежели Новый год.

За дальнюю даль, за полоски капели,
Хоть было досадно, хоть было обидно,
Стихи улетели, мечты улетели,
И вот их за дымкой не видно, не видно…

И может взгрустнуться от нового пыла,
И можно поплакать, и с ними прощаться.
Уже не вернутся; что было, то сплыло…
А если вернутся - не дать возвращаться!

7 ноября 1979

79-8

Вот грустная онегинская строфа философской направленности. Прошу обратить внимание, что сравнительно с предыдущим годом средняя длина моих стихов явно уменьшилась, а количество выросло. Но вместе с этим поневоле растет и число необходимых комментариев…

Летят, меняются циклоны,
Бедой сменяется беда,
И лишь от памяти бессонной
Нам не деваться никуда.
Какая выгодная тема! -
От Фарадея и до Брема,
Весь свет ругая наповал,
Ее никто не миновал.
И я живу с собой в раздоре.
Ползет событий череда,
Бедой сменяется беда;
И те же строчки аллегорий;
И обо все, что не дано,
Осенний клен шумит в окно.

Ноябрь 1979

79-9 / Ремонт

Речь здесь идет о ремонте бывшей дедовой комнаты после его кончины. Хорошо видно мое негативное и насмешливое отношение ко всему, что делали родители.

Месяц праведных трудов,
Краска да обои…
Было грязи семь пудов,
Ныне стало вдвое.

Не ругайся, погоди:
Действуют герои!
Значит, грязи впереди
Станет больше втрое.

Сколь ее ни вывози,
Лишь работа будет,
А с указанным в связи
Грязи не убудет.

В этом деле испокон
Чует наблюденье
Философии закон,
Волю Провиденья.

21 ноября 1979

79-10

А вот уже чисто лирическая форма - краткая и с настроением. Наличие таких стихов - вестников из будущего - позволяет мне говорить о переходном характере моего творчества этих месяцев.

О чем написать? Что в окне уже вечер?
Что тусклые лужи, и в них фонари;
Что машинный поток за окном бесконечен?
Сиди в темноте у окна, человече,
Смотри,
Как в лужах, дождем иссеченных,
Расходятся кольца и лопаются пузыри.

21 ноября 1979

79-11

Следующее стихотворение навеяно частыми осенними поездками на дачу, которые закончились только со снегом. Здесь впервые - и, если не ошибаюсь, единственный раз - была использована форма рондо, как бы разделяющая текст на отдельные замкнутые блоки: скупой рассказ при скупом ночном освещении.

Ночи в городе черны,
А в лесу чернее вдвое;
Замирает все живое,
Ветви в снег облечены.

Нет спокойней тишины.
Листья с веток облетели.
Нависают лапы елей,
Белым припорошены.

Зимней пасмурной порой
Есть в лесу всего два цвета:
Жгуче-черные скелеты,
Снег, налипший над корой.

Тучи по небу ползут,
Небосвод мышино-серый.
Лес становится пещерой,
Грязь и лужи - как мазут.

Снег слетает с высоты,
Тихо в воздухе кружится.
Стынет грязная кашица,
Дремлют черные кусты.

7 декабря 1979

79-12

Что пишу - не знаю,
И зачем - неясно,
И часы теряю
Глупо и напрасно.

Может, брошу к маю
И расстанусь с грустью,
Только вот не знаю,
Чем тогда займусь я…

9 декабря 1979

79-13

День веселый, день блестящий,
Снега бахрома,
Солнце, ветер леденящий -
И опять зима.

Воскресенье. Спозаранку
Сон и тишина.
Дует в крошечную ранку
Сквознячок с окна.

Солнце светит словно летом -
Да жара не та…
Вся квартира белым светом
Странно залита.

В кухне убраны кастрюли,
Свежесть и покой,
Травы стебли протянули
Длинною рукой.

За стеной "Маяк" играет,
Звук мелодий тих.
Я сижу и сочиняю
Предыдущий стих.

9 декабря 1979

79-14 / Мои деловые контакты с родителями

Ниже в гротескной форме передана типичная дискуссия с родителями о том, как и что лучше делать по хозяйству. В квартире подобное случалось редко, в саду - постоянно.

- Разрешите пол скрести!
"Пол скрести? Какого черта?"
- Там накапано, растерто,
Погань, Господи прости.

"Вот привычка: что ни слово -
То ругательство готово:
Там - помойка, погань - здесь.
Все охает, все измажет,
Обо всем погано скажет,
Налицо характер весь!"

- Так действительно помойка,
Не отыщешь ничего!
"Ишь как скоро, ишь как бойко,
У себя-то каково?"

- Потому что очень тесно:
Стулья, кресла - что на чем…
"То. что тесно, всем известно,
А порядок не при чем.

Грязь, бумажки где попало -
Лень, конечно, подмести?"
- Подмести, наверно, мало;
Разрешите пол скрести!
(См. все сначала)

9 декабря 1979

79-15

В квартире снова перемены -
И нет тепла квартиры той.
Блестят оклеенные стены
Немецкой новой красотой.
Везде газеты, мусор, крошки;
Стоит торшер на курьей ножке,
Грустя неведомо о ком
Под желтым новым колпаком;
Приткнулся шкаф; и пусто, кроме
Большого круглого стола.
Глядит на странные дела
Зима в очерченном проеме,
И в целом комната пока
Пуста и очень велика.

9 декабря 1979

79-16

Когда мне приходилось худо, я обращался за советом к родителям, хотя уже заранее понимал бессмысленность этого занятия. Родители, оторвавшись от телевизора, вкратце объясняли, что "у таких хороших парней ничего плохого случиться не может", - и возвращались к своему фильму. Подобные отговорки, особенно частые в устах отца, я стал называть "бесплатными советами", исходя из афоризма, что все советы бывают либо бесплатными, либо дорогостоящими. Именно этой теме и посвящен данный стих.

"Поругались - помиритесь.
Выдвигайте свой почин.
За три дела не беритесь,
Не топитесь без причин.

Что потеряно - найдется,
Что исчезло - не беда,
Что боишься - обойдется
Безо всякого вреда!"

За черты такого ГОСТа
Можно многое отдать:
Все так ясно, все так просто,
Все - сплошная благодать.

Этот ГОСТ я всюду слышу,
Под конем и на коне;
Через стены, через крышу
Проникает он ко мне

В виде слова, шутки, ласки;
Как спасительный совет;
В строчках всякой доброй сказки,
Всех преданий и примет.

Этот ГОСТ летит по кругу,
Словно голубь на ремне:
Я даю советы другу,
Друг дает советы мне.

Ничего, что мало смысла,
Ничего, что толку нет.
Вырастают в горы числа
Обесцененных монет.

Ближний влип, как кура во щи -
Что мне ближнего долги?
Утешать гораздо проще,
А попробуй помоги!

9 декабря 1979

79-18 / Поездка в Ленинград

Думаю, не следует повторять, что практически всякая дальняя поездка провоцировала меня на сочинение посвященной ей поэмы. Теперь очередь дошла до нашего семейного путешествия в Ленинград зимой 1979 года. Здесь, как и прежде, описание начинается с отъезда из дома, на чем традиционно и заканчивается.

( 1 )

Темнота. Уснул вагон
С храпом, свистом, хрюком.
Бьет в колеса перегон
Монотонным стуком.

За окошком ночь темна,
Рощи да равнины;
Шторка спущена с окна
Вниз до половины.

Полустанки, тупики,
Гладь замерзшая реки,
Снежные увалы,
А за ними, далеки,
Проплывают огоньки
Деревенек малых.

Переезд. Фонарь слепит
У дороги скраю.
Поезд дергает, скрипит,
Скорость набирая.

Ленинградская земля,
Сгорбленные сосны.
В темноте черней угля
Спят болота, спят поля,
Пулково и Тосно.

Быстрый отблеск ночника,
Из купе проводника
Пробиваясь косо,
Освещает снег на миг,
И его дрожащий блик
Падает с откоса.

Поезд дергает, скрипит,
Ходит половица.
Все вокруг спокойно спит,
Только мне не спится.

Приведенный фрагмент кажется мне самым удачным из стихотворений "железнодорожной тематики". Ради художественной выразительности я даже пошел на разнобой в длине строф. Следующая часть описывает раннее утро, когда мы, покинув Московский вокзал, двинулись по Лиговскому проспекту на поиски того переулка, где проживали наши родственники.

( 2 )

Светает в городе не скоро.
Не меньше часа до зари.
По темным уличным просторам
Ночные светят фонари.

Ряды домов черны и гулки,
Закрыты двери, как в былом;
С боков подходят переулки,
Вливаясь под прямым углом.

Скребется дворник для порядка;
Народа нет; лишь вдалеке
Одна старушка-ленинградка
В старинной шапочке, в платке
За булкой в лавку ковыляет
И ридикюль несет в руке.

10 декабря 1979

Булки, лавки и ридикюли заимствованы из постоянных рассуждений матери насчет различий москвичей и ленинградцев: кто и как говорит. Я счел необходимым поделиться с гипотетическим читателем этими ценными сведениями. Но тут мой поэтический ресурс иссяк, и встреча с родственниками осталась невоспетой - а ведь какая бы получилась сатира!

79-19 / Не спится

За стеной по телевизору
Снова дурь передают;
Люстра смотрит с укоризною;
Телевизор выключается,
Гаснут лампы стосвечовые,
И тогда ложатся в комнату
Тишина, покой, уют.

И не спится до полуночи,
И сидится в тишине.
Лишь часы на кухне кашляют,
На столе будильник тикает,
Фонарей лучи тягучие
Через шторы пробиваются
И ложатся по стене.

Затянуло небо тучами,
Снег как каторжный идет.
Так хочу чего-то лучшего…
Завтра - пятница и Чучева,
Снова устный перевод.

В декабре снега глубокие,
Наступают ночи длинные,
Завывают ветры серые,
Злые, вьюжные ветра.
Небосвод мешком пропоротым;
Неуютно в мире, пасмурно;
В синих сумерках таинственно,
И луна висит над городом
Половинкой до утра.

12 декабря 1979

Чучева - директор предолимпийских курсов английского языка, которые я вынужден был посещать.

79-20

Следующее стихотворение в шуточной форме поднимает вопрос о биоритмах, которые как-то связаны с поэтическим вдохновением, ибо и там, и здесь наблюдается периодичность.

В день обычный, в день банальный
Стих нейдет оригинальный:
Кризис эмоциональный
Нужен для того.
Во!

Раз в неделю, без просчету
(По японскому расчету)
Рифмы ползают без счету,
Ходят по плечу.
Чу!

А в иные сутки - ночи
Сколь мозгами ни ворочай -
Только строчки многоточий,
Ноет голова.
Ва!

Горе бедному поэту:
Есть башка, а рифмы нету;
Рифмы нету - нет сонету,
Горе и беда.
Да!

13 декабря 1979

79-21

А еще я хочу написать,
Что метель постепенно кончается,
Что уж начало раньше светать,
Что надольше торшер выключается.

А еще я хочу пожалеть,
Что от солнца тепла не хватает,
Что намерзла вокруг гололедь
И блестит и нисколько не тает.

А еще я хочу упрекнуть,
Что на холод одни только жалобы;
Что могли бы собраться, пугнуть, -
Может быть, и морозов не стало бы…

13 декабря 1979

79-22 / Плохое настроение

Скучно, пусто в комнате.
Снег идет на улице.
Тучи ходят хмурые.
Все - мотивы старые.

А мотивы новые,
Солнечные, дельные
Затерялись в сумраке,
В сумерки метельные.

Как начну я спрашивать
У числа вчерашнего,
Что ушло - упущено,
Что не взято лучшего, -

Скажут числа старые,
От ненастья серые,
Что надежды лучшие
Попусту упущены,

Все давно просрочены,
Счастьем не оплачены.
Воздух тучи низкие
Красят черной краскою.

Заросло бурьянами,
Завалило глинами,
И стоит над пашнею
Лишь тоска вчерашняя.

19 декабря 1979

И, как это часто бывало, сразу вслед за серьезным стихотворением у меня родилось другое, шуточное:

79-23 / Оттепель

Между прочим, вообще
Потянуло банным паром.
Люди шляются в плаще
По раскисшим тротуарам.

Нынче пакостно весьма.
В лужах плавает кашица.
Снега грязная тесьма,
В снеге дворник копошится.

Столбик ртути нулевой,
Слякоть, скука и зевота…
Кран качает головой
И несет в крюке чего-то.

19 декабря 1979

Стороннему человеку покажется невозможным и неестественным мгновенный переход автора от пролития слез к шутовскому веселью. В действительности же поэт суть водопроводная труба, через которую могут по двадцать раз в день пускать то холодную, то горячую воду. Ибо всякий человек одновременно носит в себе много источников боли и радости: когда он вспомнит что-нибудь неприятное, да еще разволнуется, из-под его пера льется поистине мировая скорбь; но вот стихотворение написано, поэт встряхнул головой, посмотрел в окно, посморкался, вдумчиво покопал в носу, а вдохновение-то изнутри напирает, и вдруг в его памяти вспыхивает смешной случай, внимание концентрируется уже здесь, и новый стих брызжет искрометным весельем. Поэтому, читая поэтический томик, не следует напрямую привязывать тональность каждого стиха к душевному состоянию автора: коли так, он бы давно уже повесился! В действительности мы видим лишь мелкие фрагменты калейдоскопа, заполняющего его душу, который вечно вращается и выпадает к читателю то орлом, то решкой. Бывают, правда, стихи, порожденные действительной болью, и в 1982 году мы встретим такие и у меня. Но это случается редко, и душевно-чуткий читатель без труда выделит их из общей массы.

79-26

В зимние вечера, ложась спать, я иногда замечал звездочку, глядящую на меня сквозь тюль. Стараясь не упускать ее из вида, я подкрадывался к окну и каждый раз обнаруживал, что это была одна и та же звезда - Алиот, третья в ручке ковша Большой Медведицы. Мне это показалось неспроста, и некоторое время я думал об Алиоте как о "своей звезде". Впрочем, об этом уже говорилось в комментарии к стиху 78-77.

С неба светит Алиот,
Сыплет снег, шуршат поземки,
По утрам в окне потемки -
Скоро будет Новый год.
А потом и он пройдет.

Календарь листаю вспять -
Пожелтели дни и числа,
Дни без радости и смысла.
Скоро елку покупать -
Все сначала и опять.

Декабрь 1979

Этот отрывок так и не был завершен. Взамен сочинился другой на ту же тему:

79-27

Прошли дожди, метель метет,
Ложится снег седой.
Опять подходит Новый год
Извечной чередой.

Опять на сердце тяжело,
Опять не взят порог.
Светило яркое ушло
За тропик Козерог.

Зажглись окошки-огоньки.
Не скоро до зари.
Сырые, серые деньки
Уходят в пустыри.

Но, отрешась от шелухи,
Бегут из-под пера
Простые светлые стихи,
Мечты любви, добра.

Я много понял, мало смог -
И жизнь не занята,
Пока закрыты на замок
Тяжелые врата.

Декабрь 1979

79-28 / С Новым годом!

С Новым Годом! С новым светом
Достижений удалых.
С новым солнцем, с новым летом,
Что теплее всех былых.

С волей твердой, скукой - зыбкой,
И еще (скажу любя)
С милой девичьей улыбкой,
Что, возможно, ждет тебя.

Пожелаю - быть со всеми,
Бить в десятку на скаку,
Свежей легкости - поэме,
Силы - острому клинку.

Чтоб коснулось благодатью
Счастья легкое крыло;
Чтоб взгрустнулось на закате,
На рассвете - рассвело.

Чтоб извечные законы
Помнил в тяготах пути:
Переходит Рубиконы
Тот, кто может перейти.

31 декабря 1979

Следующий 1980-й год по неизвестной причине оказался почти совсем без стихов. Лишь, как всегда, в первые зимние месяцы догорала прошлогодняя свеча. Поэзия стихла, как стихает ветер перед крутой переменой погоды, чтобы с удвоенной силой задуть с другой стороны. Первая эпоха стихосложения кончилась, вторая - главная - еще даже не угадывалась на горизонте.

80-1

Новый 1980-й год воспринимался мною как очень важный рубеж, ибо он служил началом следующего календарного десятилетия - третьего в моей жизни. Поэтому, едва встав из-за праздничного стола, я поспешил в свою комнату и зафиксировал этот исторический момент в краткой импровизации:

За окном метет метель
Вихрем замкнутых петель.
Наверху стучат и скачут.
Полумрак. Опрятный вид.
Елка ласково горит.
Новый год пришел и начат.

1 января 1980, 1.10 ночи

80-2 / Практика в Мытищах

В январе у студентов обыкновенно бывает сессия, но предыдущая осень была потеряна из-за подготовки к Олимпиаде. Поэтому, чтобы как-то использовать время, в январе от нас потребовали пройти практику по сварочным работам и строительным механизмам. Занятия велись на полигоне МИСИ все в тех же Мытищах, куда отвыкшие от учебы студенты ездили крайне неохотно. Стихотворение у меня вышло удачное, главным образом благодаря описанию дороги.

Прошла Крещенская неделя,
Как было встарь заведено,
И по утрам тепло в постели,
А елка убрана давно.

Слетели хвойные жилеты -
И вот, открыты всем ветрам,
Лежат засохшие скелеты
По переулкам и дворам.

Холодный месяц над Генштабом
Стоит под утро в тишине,
И фонари сияньем слабым
Рисуют ромбы по стене.

Заря застанет в электричке.
Вспотели окна. Пар и дым.
Скупой восток горит на смычке
Небес с кустарником седым.

В Мытищах по мосту, по бровке
Проходят люди чередой
Туда, где возле остановки
Автобус хрюкает худой.

…Насели. Из дверей висели.
Толкались задом, кулаком,
И в гущу общей карусели
Тянулся каждый с пятаком.

А за окном мелькали кучи
Домишек полугородских,
И разливался свет колючий
Из-за ремонтных мастерских.

…Автобус укатился к лесу,
Мелькая брюками в двери.
Глядят в туманную завесу
Забор, снега и пустыри.

Трещит бульдозер у забора,
Спросонья рев бросает в дрожь,
И зимний день ползет нескоро,
И день на день всегда похож.

24 января 1980

Едва окончив это серьезное стихотворение, я - как вообще часто бывало - тут же на одном дыхании накатал другое, шуточное:

80-3

Ездит скрепер по песку,
Нагоняет нам тоску,
Выставляет медный щит,
Громко кузовом трещит.

В этом кузове - хоть плачь -
Целых восемь передач:
Две назад и шесть вперед -
Кто их, к черту, разберет!

Скрепер ползает в грязи;
Ты его изобрази,
Нанеси на чертежи,
Передачи покажи.

Ходит дядька деловой,
Крутит лысой головой,
Потому что у меня
Потерялась шестерня.

Но темнеет неба край,
Солнце скрылось за сарай,
Ветер взвыл, понес крупу,
Заметает нам тропу.

Ночь над миром. И уже
Скрепер дремлет в гараже.

24 января 1980

80-5

Снова тучи ходят в поле,
Застилают окоем,
И осеннее бездолье
Поросло сухим быльем.

Год прошел Восьмидесятый,
Ни хороший, ни плохой,
Весь набит учебной ватой,
Олимпийской шелухой.

Лето выдалось дождливо
От угла и до угла,
И в леса неторопливо
Осень ранняя легла.

Осень. Будни. Тихо дома:
Ни веселья, ни звонка.
Все заучено, знакомо
До последнего крюка.

И опять тоска на свете,
И опять в дожде окно,
И опять по новой смете
Даже счастья не дано.

21 октября 1980

80-6

Но все-таки 1980-й год только с виду был для меня пустым. Ибо между двумя эпохами всегда залегают промежуточные земли, как между зимой и летом существуют вставки под названием "весна" и "осень". И когда такая вставка пройдена, человек в мае видит, что от зимы уже ничегошеньки не осталось. Я это хорошо почувствовал, написав следующее стихотворение:

Я сел за стол, архив достал,
Листал его по совести
И сквозь магический кристалл
Прочел былые повести.

И стало грустно оттого,
Что связь времен не вяжется:
Что составляло большинство -
Теперь ничтожным кажется;

Что не постигнуть никогда
Тот дух, что улетучился;
Что мной не понята беда,
Которой я же мучился.

Эпохи скрылось колесо,
В эпохе новой выдохлось -
И вот уже забыто все,
Осталась только клинопись.

Декабрь 1980

Да, колесо эпохи действительно скрылось, и с нею ушли последние пережитки детства. Следующий год сулил мне душевное пробуждение уже под эгидой молодости.