Стихи октября 1983 года
Автор: Михаил Глебов, 1983 (комментарии 2004)
Когда на исходе сентября завершился военный лагерь, вместе с ним оборвалась и та поэтическая струя, которая была представлена в предыдущей главе. В лагере я держался бодро за счет напряжения нервов и страстного ожидания финиша; но когда этот последний сделался явью, нервы мои отпустили, и я впал в трехмесячную депрессию; затем она усугубилась враждебной атмосферой проектного института, куда я поступил 1 ноября. Мое пониженное настроение не могло не отразиться на тональности стихов: в них часто проскальзывали жалобные нотки либо, напротив, неестественный оптимизм. С другой стороны, никогда в моей жизни не было столь мощного вдохновения. Отдельные всплески словно слились в сплошную полосу: так лампочка ярче вспыхивает, прежде чем перегореть.
Была куплена толстая записная книжка типа еженедельника с темно-синей обложкой, где желтым цветом просвечивали фонари и острые шпили рижских соборов. Сюда я решил заносить вновь рождавшиеся произведения, а их грустная тональность, перекликаясь с "ночным" видом обложки, породила общее название всей поэзии октября-декабря 1983 года:
ТУСКЛЫЕ СТИХИ
В этот невероятно плодовитый период стихи рождались практически ежедневно и отличались громадным тематическим разнообразием. В баскетболе говорят, что опытный игрок свободно "владеет мячом", т.е. делает с ним что угодно, но неопытным игроком, напротив, позорно "владеет мяч". То же следует сказать и о поэтах. При известной степени вдохновения и мастерства поэт ощущает свободу писать что хочет, как хочет и о чем хочет, тогда как менее даровитого автора ограничивает техническая сторона дела: затруднения с рифмами, неспособность к длительному поэтическому усилию и пр. Это еще можно сравнить с опытным велосипедистом и новичком. Первый вовсе не думает о своей машине, которая сделалась словно частью его тела, а второй полностью сосредоточен на том, как бы удержаться в седле и не въехать в каждое встречное дерево.
Так вот, осенью 1983 года единственный раз в своей жизни я ощутил неограниченную поэтическую свободу: я мог почти в любой момент взять карандаш и излить на бумагу как минимум восьмистишие хорошего качества. Я почувствовал, что мой Пегас, прежде только подскакивавший, словно курица, теперь расправил крылья и оторвался от земли. Так напоследок Господь разрешил мне испытать и это своеобразное состояние.
83-156
Парень милый, дорогой
С девушкою строгой
Проходил разок-другой
Этою дорогой.
Чуя радости предел,
Парень то и дело
В очи темные глядел -
И она глядела…
День за днем, за годом год…
На душе тревожно:
Парень с девушкой идет,
Только сколько ж можно?
Ни кола и ни двора…
Помни, человече:
Где ни два, ни полтора -
До любви далече.
Дней ушедших не жалей,
Слез не лей из лейки.
Разошлись из двух колей
Две одноколейки.
28 сентября 1983
83-157
Любовь угасла, стала "дружбой".
Ее последний потолок -
Неисправимый и ненужный,
Но не убитый диалог.
Душа трепещет, как когда-то,
А мысль в испуге занята
Последним отблеском заката,
За коим - ночь и пустота.
29 сентября 1983
83-158
Костер усох до свечки,
А свечка - до угля.
Дымок пустил колечки -
Кривые кренделя.
Последняя растрата.
Себя не превозмочь.
Что душу жгло когда-то -
Уходит в дым и в ночь.
29 сентября 1983
83-159
Русло счастья, русло света,
Своенравная вода:
То обжорство, то диета,
Середины - никогда.
То воды несметно много -
Берег тонет вдалеке.
То не сыщется подмога
Умирающей реке.
Вот стою, готов к походу,
Но в сереющей дали
Вижу пасмурную воду
Да осоку на мели.
Лодка плавает у края,
Скраю чавкает вода.
Я путей не выбираю,
Отправляюсь, господа!
По кривым протокам тинным,
Курс держа на маяки,
Выплываю серпантином
В русло истинной реки.
1 октября 1983
83-160 / Дипломная сказочка
Осенью 1983 года знакомая девушка оканчивала вечернее отделение Истфака МГУ. Ее дипломная работа касалась декабристов и особенно Якушкина, о котором она говорила с большим почтением. Я, несмотря на свою любовь к истории, никогда не интересовался этой темой. Меня снабдили книгами, из которых я, как уже стало традицией, вынес нечто противоположное ожидаемому, а именно - что декабристы в большинстве были весьма непорядочными людьми. "Дипломная сказка", несмотря на ее длину, возникла практически мгновенно; впрочем, этот факт хорошо виден по легкости слога, звучности и отточенности рифм.
Паутина в мемуарах,
Весь архив забыт и стерт.
Вдруг из рукописей старых
Вылезает старый черт.
…Каждый лист курсивом вышит,
Вьются строчки от и до.
Виардо Тургенев пишет,
Что целует Виардо.
Греч ворчит, скандалит Пушкин,
Гречу гадость говоря;
Сомневается Якушкин
В здравомыслии царя.
Все ругают атмосферу
И вообще систему всю;
Критикуют "Агасфера"
Дурака Эжена Сю…
Не видать конца дебатам,
Переписка велика.
В томе триста двадцать пятом
Наблюдается строка:
"Жил, служил, женился, помер.
Помер вроде не один.
Тайных обществ первый номер,
Правды верный паладин".
Все написано туманно,
Непонятно ничего.
Малафеева Татьяна
Ищет данные его.
Возит пальцем по тетради,
Интереса не тая…
Черт подходит к Тане сзади,
Говорит: "Ведь это ж я!
Нас и вправду схоронили,
Мерзлым гравием шурша,
Но не держится в могиле
Окрыленная душа;
В одиночестве крылатом
На невидимом коне
Ростиславом (но не Пляттом)
До сих пор звенит во мне.
Равноправие желанно,
Хлеба общий каравай…"
Молвит трепетно Татьяна:
- Пообщаемся давай…
"Я в архивной скукотище
И теперь, и в старину
Не имел духовной пищи,
Только Нечкину одну.
Нечкина - советский академик, наиболее известный специалист по декабристам.
Покопайтесь в алфавите -
Память старая слаба…"
- Сударь, вкратце осветите:
Жизнь, работа и борьба!
"Несознательных немало
Набралось за наш фасад:
Только сделаешь, бывало,
Шаг вперед - так два назад!
Это, кажется, страница…
Том - ей-Богу - двадцать три…
Столько в памяти хранится,
А попробуй разбери."
- Жизнь текла мятежно, сложно;
Нам такого не дано.
Объясните, если можно.
"Сильных личностей полно.
Несгибаемая сила
Лиц известного числа
И косила, и сносила,
И сама себя снесла."
- Ваша доля - не награда.
Одного лишь не пойму:
Вы не взяли Петрограда.
Объясните, почему?
"Мы себе казались в силе,
Въяве чаяли добра,
Императору грозили
Люди шпаги и пера.
Но за день до передряги
Собралось Политбюро;
В споре шпаги и бумаги
Перевесило перо.
Тридесятая страница,
Перед коей пали ниц,
Не дала объединиться
Сочинителям страниц.
Где единый слиток воли
Должен был вести дела -
Разноречия мололи
Два разрозненных крыла.
На законность намекая,
Лились прения рекой:
Конституция какая? -
И не вышла никакой.
Вне закона не желаю…
Я могу, но я не тать… -
Оставалось Николаю
Благородно шпагу сдать.
Сила силу погасила,
Сила слабость родила
И пропала наша сила.
Вот такие, Тань, дела".
Жил, служил, женился, помер.
Помер в возрасте юнца.
Ни один реальный номер
Не доделал до конца.
Недомыслия расплата,
Бестолковщины печать…
Таня смотрит виновато:
Ну их к черту изучать!
Ни победы, ни спасенья -
Гибель в сумрачном бреду…
- Я уж лучше в воскресенье
На комедию пойду!
И тогда - наверно, свыше,
Чтобы черту надоесть -
Отозвался голос Миши:
- У меня билеты есть!
3 октября 1983
83-161
Сижу, к тоске прикованный,
Надеждой окрыляемый,
Зачем-то упакованный,
Куда-то отправляемый.
Плывут в закатном инее
Деревни полусонные,
Столбов косые линии,
Сараи станционные.
Во сне куда-то падаю,
Тяжелый страх наследуя,
И с этой клоунадою
Под стук колесный еду я…
3 октября 1983
Это стихотворение я, сам не знаю зачем, прочитал родителям, и они, взбеленившись, объявили его чистой бессмыслицей и "футуризмом". Между тем оно довольно точно передает мое угнетенное и растерянное душевное состояние.
83-162
Год погиб, а я живу,
Воздух легкими
глотаю.
Нить тугую перерву
И на память намотаю.
Ты гори, костер, гори,
Красным светом обнаружи,
Где пустые фонари
По ночам глядятся в лужи,
И туда не завлеки,
Где ночами с голодухи
Пламенеют светляки -
Огнедышащие мухи.
Гриб довлеет в их судьбе,
Счастье мухи-одиночки;
На питательном грибе
Всюду точки, всюду точки…
Охранен от ворожбы,
Вижу в полночи молчащей,
Как пятнистые грибы
Надвигаются из чащи.
Сабля верная остра
Против горя, против мора,
Цвета жаркого костра,
Но не цвета мухомора.
3 октября 1983
83-163 / Идеал мужчины
Общий упадок настроения сопровождался (как и в 1978 году) повышенным градусом цинизма, подразумевавшего, что пора бы разделаться с наивными представлениями детства и жить "как все"; под "всеми", разумеется, понимались житейски-преуспевшие люди. Я попытался представить типичного "делового человека" в конструктивном свете, а вышла злая карикатура.
Галстук, запонки, манишка,
Зонт, чтоб часом не намок;
Деньги - в толстую сберкнижку,
А сберкнижку - под замок.
Лик спокоен, вид достоин,
Четкий оттиск сапога:
Здесь прошел могучий воин
За реальные блага.
Пусть дурак, в мечтах балдея,
Говорит: любовь, весна…
У него одна идея,
Однозначна и ясна.
У него на всех управа,
Только сильно устает:
Разношерстная орава
Жить спокойно не дает.
Только шаг до идеала
Ценным качествам его:
Денег много, счастья мало,
Возле сердца - никого.
Высоко от общей грязи
Над толпою воспарясь,
Отдыхать без всякой связи
По ночам слетает в грязь.
Вьется решкою монетка -
Не покажет герб лица…
Сам себе марионетка
От начала до конца.
3 октября 1983
83-165
Вечер, заревом объятый,
Освещает мирозданье.
Уходящие к закату!
До свиданья, до свиданья!
Солнца низкое движенье
Указало час разлуки.
С горькой грустью сожаленья
Пожимаю ваши руки.
4 октября 1983
83-166 / Октябрь на даче
Не найдя себе душевного покоя дома, я устремился на дачу. За окнами моросил дождь, желтели и опадали листья.
( 1 )
Октябрь. Покинутые дачи,
Ненастья мглистые цвета.
Холодный дождь тихонько плачет,
Вздыхает ветром темнота.
Живу один, зачем - не знаю.
Копаю скучную гряду.
Погода зябкая, сквозная
Стоит в редеющем саду.
Потом приходит длинный вечер
В непроницаемом шелку,
Тепло оранжевое печи
Да цокот мух по потолку.
( 2 )
В дождик видится невольно
Через пестрое стекло
Все, что тяжко, все, что больно,
Что до срока истекло.
Лес кивает, туча плачет,
Ветер клонит деревца.
Монолог осенний начат
От четвертого лица:
От пустого огорода,
Ливня десять раз на дню,
От желтеющей природы
И гниющей на корню.
( 3 )
Черная муха вылазит из щели,
Еле ползет, спотыкаясь со сна:
Печку включили, обои согрели,
Муха решила, что снова весна.
Листья кружатся по улице где-то,
Прячутся дали в желтеющем воске,
Листья противного бурого цвета,
Тучи и луж оловянных полоски.
Муха оранжевым светом согрета -
Чудятся майские ей небеса…
Необъяснимое мухино лето -
Каждого месяца по два часа.
8 октября 1983
83-167
Остается не так уже много,
Чтобы старые вымыслы бросить:
Октября золотая тревога
И дождей шелестящая проседь.
Просто осень - финал и омега,
Уходящей печали царица.
За белесым движением снега
Незаметно печаль растворится.
На морозе объяты склерозом,
Позабыв времена, имена,
Под холодным пушистым наркозом
Неподвижно лежат семена.
За окошком мигает тревога,
Память прячется в недрах комода,
И большая сквозная дорога
Убегает от Нового года.
8 октября 1983
83-168 / Надпись на книге о Шмидте
Кроме декабристов, моя знакомая девушка боготворила лейтенанта Шмидта, поднявшего заведомо обреченный бунт на крейсере "Очаков" (1906). Я, естественно, держался противоположного мнения, считая Шмидта дураком. Как-то в магазине мне попалась книжонка с его биографией, я купил ее и подарил со следующей припиской:
Предлагаю "Юность Шмидта",
Прочитай ее сама:
Воля силы динамита,
Склад высокого ума.
По волнам, бедой изрытым,
С ним - в бессмертие ходить!
…Если каждый будет Шмидтом -
Флота может не хватить.
8 октября 1983
83-169
Бестолковый добрый Миша
Разучился воевать:
Извлечет снаряд из ниши
Да и спрячет под кровать.
Дело, вроде бы, за малым,
Только вот возьмись поди -
Подкроватным арсеналом
В супостата попади!
Раз - воронка, два - воронка,
Потому что бьет по мне
Своевольная девчонка
В серебрящейся броне.
И под вымпелом пробитым,
Без картечины в стволе
Возвышаюсь гордым Шмидтом
На горящем корабле.
Пусть девчонка-нигилистка,
Справедливость водворя,
Укрепит у обелиска
Боевые якоря!
11 октября 1983
83-171
Приходит сильный в час нежданный.
Вокруг кончается терпенье.
В чересполосице бурьянной
Его шаги - его ступени.
Бесцеремонные колючки
Ползут с округи на дорогу…
- Уже ушел…
- Еще в отлучке…
- Не возвращался, слава Богу!
8 октября 1983
83-172
Звучит сигнал -
Пустой звонок;
А я гулял
И знать не мог.
Стрелы больней
Удар насквозь.
И что-то в ней
Оборвалось.
Гадать невмочь:
Один? Вдвоем?
И сразу ночь
Настала днем.
11 октября 1983
83-173
Последний выстрел канонады,
Финал последнего звена.
Замолкли нежные рулады
И наступила тишина.
Бледнеет день в оконной раме,
Пустой, холодный и ничей,
А вечерами - словно в храме -
Мерцают тысячи свечей.
Еще жива под спудом жалость,
Встают свинцовые дымы…
Зачем ты, горе, задержалось
Почти до будущей зимы?
13 октября 1983
83-174
В том, что был больным и пленным,
Одного себя виню.
Режу, режу автогеном
Заржавелую броню.
Режу окислы со ржою,
Плесень, грязь и гололедь,
Чтобы ржавчиной чужою
До конца переболеть;
Чтоб опасная зараза
Мне на жизненном пути
Не смогла уже ни разу
В сердце исподволь войти.
Чтоб оно, теплом одето,
Всем случайностям назло
Колдовство иммунитета
Через годы пронесло!
13 октября 1983
83-175
Никогда в нашей жизни беспечной
До конца не убить темноты,
Если каждый попавшийся встречный
Ей, краснея, подарит цветы;
Если каждому будет расплата
За его человечность в пути;
Если стрелки ее циферблата
В темноте не устанут идти…
13 октября 1983
83-176 / Исходное
Аморфный по содержанию и явно неоконченный цикл стихов, общий смысл которых - прощание с горьким прошлым и ожидание пресловутой "новой жизни". Дальнейшие комментарии вряд ли требуются.
( 1 )
Пишу, в событиях юля,
Но говорят: позволь,
Отсчет ведется от нуля,
А где твой верный ноль?
Мой верный ноль бедой храним,
На нем лежит земля,
Растет акация над ним,
И не видать нуля.
Но кто-то высмотрел уже,
Как, выйдя на межу,
По непроторенной меже
К пригорку подхожу.
Горят жемчужины росы,
Молчит сыра земля.
Сверяю сердце, как часы,
С биением нуля.
В делах, бегущих под уклон,
Во сне и наяву
Он - самый верный эталон
Всего, чем я живу.
13 октября 1983
( 2 )
Бежит тропинка по кривой,
Змеится, извивается…
К подвою привязал привой,
А тот не прививается.
И не растут грибы в лесу,
И не звучит мелодия,
А что в мешке с собой несу -
И не упомню вроде я.
Загадкам сказочным сродни,
Читал которых в детстве я,
Непредсказуемые дни,
Причины и последствия.
14 октября 1983
( 3 )
И - наконец - простор с бугра,
Ветрам открытый.
Свистят прозрачные ветра,
Шумят ракиты.
На перепутье дел и дней,
На самой круче
Глазам становится видней
Простор могучий:
И мощь лесов, и топь болот,
И речек завить,
И даже тот несчастный плот,
Которым править.
14 октября 1983
( 4 )
На луга ложатся тени,
Тлеет солнца лепесток.
Тени длинные растений
Протянулись на восток.
Ночь цвета переиначит,
Теплый воздух охладит.
За туманом филин плачет,
Ива в озеро глядит.
У подножья старой ивы,
Серебрящейся едва,
Пережитые порывы
Претворяются в слова.
День для дел, а ночь - для духа.
На закате в полчаса
Все, что днем запретно, глухо,
Обретает голоса.
Мысль работает сильнее,
Льются строчки, горячи.
Ночью звезды пламенеют,
И костры горят в ночи.
И звучат в нестройном хоре
Были, вымыслы и сны,
Возникая априори
Под охраной тишины.
14 октября 1983
83-177 / Читая Низами
Этот цикл, посвященный восточной поэзии, которой я в то время не шутя увлекся, совмещает удачные фрагменты с откровенной дешевкой.
( 1 )
Синтез разума и воли
В ореоле вечных бед,
В бранном поле - поневоле
Полководец и полпред.
Щит и меч - святая пара,
Меж собой скрестясь хитро,
Охраняют от удара
Сокровенное ядро,
Чтоб сумела повториться,
Возрождаясь, как листва,
Золотая Пятерица
В полном блеске мастерства.
18 октября 1983
Золотая Пятерица - крупнейшие поэты мусульманского средневековья, явно соревнуясь друг с другом, писали по пять поэм на одинаковые темы; это облегчало выбор наилучшего из них.
( 2 )
Отрекись от двух отважно - и найдешь одно,
И тебе блаженство будет высшее дано.
(Низами)
В мире сумрачном и влажном
Двух кумиров не дано.
Отрекусь от двух отважно,
Ибо верую в одно.
Ибо два - всегда едины,
Эти два - душа и разум;
Их доводят паладины
До слияния экстазом.
Это - высшее творенье,
Окрыленный миг удачи,
Вдохновенье, озаренье,
И назвать нельзя иначе.
Боги, гномы или тролли,
Чтоб оно царило в силе,
Два столпа кристальной соли
По краям воодрузили.
Два столпа - его охрана,
Ибо чаянья не новы
Слишком просто, слишком рано
Доискаться до основы.
Их один из сотен сгложет,
Ибо соль - со вкусом горя;
День любой, что с нею прожит,
Вспыхнет свечкою в соборе;
Ибо истина распята
И, признания взамен,
Соком алого граната
Истекает в прах и тлен.
В окружении двояком
Сердцевина не видна.
Заклинаю светлым знаком:
Отрекись - испив до дна!
18 октября 1983
В данном стихотворении уровень абстрактности приближается к той отметке, когда не только сторонний читатель, но и сам автор через малое время затруднится понять смысл. А поскольку голос сердца всегда конкретен, отсюда ясно, что мои стихи все дальше отделялись от моей личности и тем самым переставали исполнять провиденциально назначенную им функцию. Когда же маховик начинается крутиться зря, пожирая энергию, но не принося пользы, его отключают.
( 4 )
На месте голом и пустом
Дела и дни проходят блекло.
Ночами призрачным перстом
Луна указывает в стекла.
Вертя костяшки янтаря,
В удел страданий верим слепо,
Пока весенняя заря
Не брызнет через двери склепа.
Замрем в предчувствии добра,
Мечты привольны и ретивы, -
И потекут из-под пера
Иные ритмы и мотивы.
18 октября 1983
Костяшки янтаря - четки.
( 5 )
От заката блики в храме -
Цвет янтарного пера.
Над волнистыми горами
Восстает звезда Зухра.
В дымке прячется долина,
Пар встает от теплых вод.
Синевой ультрамарина
Полон южный небосвод. (...)
18 октября 1983
Звезда Зухра - планета Венера.
83-178
Не дано писать сегодня,
Рифмы за уши тянуть.
Может, к ночи новогодней
Сочиню чего-нибудь.
Осень мечется от грусти,
Но реванш берет порой
В новогоднем снежном хрусте -
То есть в серии второй.
Сколько их - прошло и нету.
За окошко до зари
Брошу старую монету
С цифрой Восемьдесят Три:
Пусть на месте запыленном,
На асфальте мостовой
Прорастет печальным кленом
С шелестящею листвой.
Мне совсем немного надо:
Упускать и догонять,
В исступленьи листопада
Желтых листьев не ронять;
В цветнике осенних циний
Я способность берегу
Ждать декабрь свинцово-синий
И ворону на снегу.
"Что же за всем этим будет? А будет апрель."
Хлынут ручьи, по ночам одолеет бессонница.
Крейсер потрепанный, осенью севший на мель
С вешними водами в новое плаванье тронется.
20 октября 1983
83-179 / Колхозные наброски
Посвящены жизни в деревне Чесноково под Истрой, где я трудился на уборке капусты.
( 1 )
Приходит дремотный осенний рассвет,
Пустой, как встречаются люди на свете.
Неспешно журчит придорожный кювет,
Свинья завозилась в бревенчатой клети.
Приткнулась деревня - дома и дымы.
Туманным и серым подернуто поле.
По тусклой капусте бегут на холмы
Проплешины белой предутренней соли.
( 2 )
Желтые обои,
Желтый свет от лампы.
Жеваные койки:
Дважды две - четыре.
Вместо двери - простынь.
Под окном бутылки.
На крюках повисли
Мокрые тулупы.
Трескает, стреляет
Печка за стеною.
Всем заняться нечем,
Потому что вечер.
( 3 )
Земля, куда ни поглядишь,
В неряшливой золе.
Столбы, стволы, пунктиры крыш
Придавлены к земле.
С утра насилу рассвело,
И видится вразброс
Вороны серое крыло
Да грязь из-под колес.
( 5 )
На помойке о дворцах не пишут,
На помойке - мусору цена.
Там под стук бездумных плоских фишек
В темноте зачахнут письмена.
Там тела, висящие как груши,
Не устанут пить, дремать и гнить;
В них Господь вдохнул живые души,
Но забыл прореху зачинить.
29 октября 1983
Бездумные плоские фишки - домино.