Сорняки

Автор: Михаил Глебов, январь 2003

Для начала следует разобраться в том, что такое сорняки. Понятие это можно трактовать по-разному. В самом узком смысле сорняками считаются те несколько злейших сортов, которые одолевают садовода и огородника хуже всего. К ним, несомненно, относятся крапива, пырей, осот, бодяк, одуванчик и несколько других. В более широком смысле сорняками называют любые нежелательные растения, проросшие на вскопанных участках. К ним могут относиться даже садовые культуры, самочинно расползшиеся куда не следует: малина, хрен, люпин. В самом широком смысле под сорняками разумеется вообще вся дикая растительность, покрывающая территорию сада и выросшая там без ведома хозяина. Если она зеленеет на лужайке или вдоль дорожек, ее ласково зовут "травкой", а чуть сунулась на огород - проклятыми сорняками. Но и в первом случае за ней нужно следить и вовремя обкашивать, иначе весь сад покроется высоким, неряшливым с виду бурьяном.

Всего, в условиях Подмосковья, на садовом участке вряд ли можно насчитать более сотни видов диких и сорных трав, но и того хватает с лихвой. Все они принципиально делятся на цветковые растения и злаки. Различить их несложно: злаки есть то, что человек непосвященный именует просто "травой" - частые, тонкие, длинные, вытянутые вверх листья и редкие невзрачные колоски. Злаков на свете невероятно много, и, за редким исключением, различить их способен только специалист. Они составляют около 90% всей массы травы. Цветковые же растения, называемые иногда разнотравьем, имеют листья, стебли и цветы всевозможных форм; горожане умилительно зовут их "цветочками" и норовят собирать; в сущности, их немного, но они выгодно оттеняются безликим зеленым фоном злаков.

По счастью, злаки в большинстве не отличаются агрессивностью. Конечно, они забредают на огороды, но держатся скромно и удаляются без труда. Единственным исключением служит пырей ползучий, которого в старину с ненавистью, на евангельский манер, звали плевелами. По виду это вполне обычная зеленая трава с длинными тонкими цветоносами, которые увенчаны редкими дистрофическими колосками. Оружие пырея скрывается в земле: это бесконечная перепутанная сеть молочно-белых корней толщиной до 2 мм; они легко рвутся, и из каждого огрызка вырастает новый пырей. Крестьянские бороны иногда сгребают их в громадные жгуты (другое название пырея - бороноволок), но это нисколько не гарантирует очистку поля. Бывают места, где его коренья уложены до того часто, в несколько слоев, что сопротивляются острой лопате. Пырей душит не только слабеньких жителей огорода, но даже смородины и особенно крыжовники: он протискивается в самое сердце куста, откуда его практически невозможно извлечь. Комли некоторых выкорчеванных крыжовников бывали буквально оплетены и пропитаны пыреем.

Практически все остальные сорняки принадлежат к цветковым растениям; таким образом, соотношение между ними и злаками на огороде противоположно тому, что есть на лугу. Большая их часть относится к группе растений-пионеров, которые первыми обживают поврежденные участки почвы - пустыри, задворки, помойки и т.п. Среди "пионеров" есть и злостные, и не слишком опасные сорняки.

К последним, в частности, относится знаменитая лебеда (марь белая). Она всегда растет на кучах навоза и перегноя, образуя там громадные развесистые деревья с розоватыми стволами и листьями, будто посыпанными мукой. Миллионы семян с этих гигантов буквально пропитывают компостную землю и вместе с ней разносятся по огородам, где и всходят частой щетиной. Лебеда - однолетний сорняк, и она не может размножаться корневыми побегами; беда заключается в мочковатом корне, который, после изрядного напряжения, выдергивается вместе с огромным комом земли (и растущими там овощами). Поэтому если хозяин позволил лебеде вырасти до больших размеров, ему выгоднее просто обрезать стебель, а корневище в земле не трогать. Если же лебеда забралась в кустарники, ее выдергивают без опасений.

Весна Акрамовская.
"Одуванчик в огороде", 2000е

Удивительно, что наиболее докучливыми огородными сорняками являются любимые всеми одуванчики и лютики. Первые бывают нескольких схожих видов, но доминирует одуванчик лекарственный, описывать который нет нужды. В зависимости от роста окружающей травы и плодородия почвы он может раскидывать свои длинные зубчатые листья в стороны или, напротив, театрально воздевать их к небу. Вниз от розетки листьев уходит толстый (до 1 см) бежевый корень с млечным соком внутри; он живет несколько лет и способен давать боковые отпрыски. На одуванчики следует охотиться после большого дождя, когда почва сильно размокла. Подцепляешь розетку пальцами снизу и медленно, томительно тянешь, пока наружу не выйдет сантиметров пятнадцать этого стержня. Валентина ненавидела одуванчики до такой степени, что не ленилась ощипывать желтые цветы даже на передней лужайке: ведь они могли дать семена!

Что касается лютиков, они все ядовиты, но это не страшно, доколе мы не решились ими позавтракать. Их весьма схожие виды желтеют на лугу, в лесу, вдоль обочин, но лишь один из них - лютик ползучий - обладает агрессивным нравом. Его небольшие плотные кустики с тройчатой темно-зеленой листвой прячутся вдоль краев огорода, где после полива задерживается влага, и потом выпускают оттуда на гряды длинные плети, подобные усам земляники. Они могут наискось пересечь огород, и от каждого "узла" с новым маленьким лютиком отходят еще новые плети, оплетая, таким образом, всю поверхность гряд. Выдирать лютиковые кусты следует осторожно: их корни мочковаты, наподобие лебеды, и при вытаскивании могут разворотить всю грядку.

В тех местах, где господствует тень, а почва питательная и влажная, садовода одолевают сныть и мокрица. Сныть обыкновенная относится к семейству зонтичных, имеет темные тройчатые листья и белые шапки цветов, венчающих не слишком высокие цветоносы. Она съедобна, причем до такой степени, что от названия этой травы произошло слово "снедь". Вкус ее молодых листьев пряный, вроде петрушки, но мне он не нравился. Кроме того, ее схожесть с другими зонтичными, многие из которых ядовиты и с которыми она часто растет вперемешку, требует от человека большой осторожности, и этот риск далеко не всегда оправдан. Сныть растекается целыми лужайками, образуя в земле тесную путаницу тонких бежевых корневищ, которые на каждом шагу заанкерены вниз и потому совершенно не выдергиваются. Там, где она единожды развелась, садовод чаще всего вынужден отступить.

В наиболее сырых и темных местах растягивает свой полог мокрица (звездчатка средняя) из семейства гвоздичных. Несведущий человек может сказать, что почва здесь покрыта ряской - такие мелкие и частые листики растут из хаотично переплетенных стеблей, которые ползут во все стороны и укореняются хлипкими корешками. Крупный овощ, конечно, презирает эту мелюзгу, но для рассады она - смерть. Под пологом сухопутной ряски, где никогда не просыхает дождевая влага, прячутся вредные черви и слизни; не всякий человек пожелает соскребать эту пакость руками.

Чтобы уж закончить с огородными сорняками, вкратце перечислю другие виды, которые нельзя отнести к злостным. Почти на любой грядке вы найдете горец почечуйный, за целебные свойства его иногда зовут геморройной травкой. Это - родственник гречихи, он цветет плотными бело-розовыми колосками, а стебель круто изломан от узла к узлу, как будто его плохо свинтили. Часто ему составляют компанию "китайские фонарики" (крестовник обыкновенный) с резными ажурными листьями и россыпью мелких желтых цветов; они, словно одуваничики, под конец одеваются пухом. Крестовник легко выдергивается и даже способен вызвать симпатию. На него отчасти похожи молодые побеги мелколепестника канадского - импортного сорняка, который особенно свирепствует на юге. Он длинный, блеклый, отчасти напоминает хвощ и напрочь лишен эстетических достоинств. После Чернобыльской катастрофы я видел там брошенные поля, сплошь покрытые им в человеческий рост.

Рядом с лебедой зеленеет ее ближайшая родственница - марь многосеменная с округлыми монетками листьев. Я бы не сказал, что у нее много семян. Там, где посуше, серебрятся розеточки пастушьей сумки; ее невысокие цветоносы покрыты характерными треугольными коробочками, где прячутся семена. Ей составляет компанию спорыш (горец птичий), питающий особенную склонность к песку. Он часто стелется в междурядьях, так что они сплошь покрыты рябью крошечных листиков, а подсунешь под них руку - и окажется, что вся дернина растет из единственного тонкого корешка. Иногда с обочин в огород наползает очаровательная гусиная лапка (лапчатка гусиная) с темными, глянцевыми, мелкоперистыми листьями, среди которых сверкают крупные желтые цветки с пятью лепестками. Там, куда она всунулась, никому жизни уже не будет; эти дернины следует выкопать целиком и снести в компост.

Часто на грядках прорастает клевер различных видов - красный, розовый (шведский), белый; последний, если дать ему волю, может заглушить целый конец гряды. Гораздо противнее пикульник обыкновенный, известный среди садоводов как "цветная крапива". Он не стрекается, но сплошь одет такими жесткими волосками, что серьезно колет пальцы. Его светло-зеленые листочки действительно напоминают крапиву; из-под них выглядывают губчатые цветы - белые, желтые, фиолетовые. На огород забредают даже такие странные гости, как полевые анютины глазки (фиалка трехцветная) со скромными желтыми венчиками, которые просто неловко выдергивать.

* * *

Кроме описанных мелких видов, более характерных для огорода, существует категория мощных сорняков, так сказать, универсального типа: они в равной степени наводняют и грядки, и сад, и задворки хозчасти. О лебеде я уже говорил. Следом, конечно, идет крапива двудомная, которую также было бы странно описывать. Ее стебли, зажатые в гуще кустарников, возносятся до 2,5 метров и не столько стрекают, сколько действуют на нервы. Несмотря на обилие семян, крапива главным образом размножается корневищами - длинными, крепкими, ярко-желтыми, которые в утолщениях дают начало новым кустам. Вся почва задворок насквозь пропитана ими. В сад крапива чаще всего попадает благодаря кусочкам корневищ, принесенным из хозчасти с перегноем, и если вовремя удалять молодые ростки, последствий не будет. Вот почему Валентина и Ольга бросались на всякую крапивину, словно коршун на мышь. В результате наш участок - не чета соседним - долгое время вообще был свободен от этой мерзости.

Наиболее заметным сорняком нашего сада, хотя и не очень страшным, был бодяк полевой - умеренно-колючее (Валентина звала его "кактусом") и даже чем-то симпатичное растение. В глухих местах он достигал человеческого роста, сверху его стебель мелко ветвился и цвел россыпью небольших сиреневых бутончиков с очень сладким запахом. В детстве я часто звал его "медовиком". К осени вместо цветов являлся одуванчиковый пух, ибо бодяк относится к тому же семейству (сложноцветные). Его жирный стебель уходил в землю таким же толстым бежевым корнем, который, согласно справочнику, мог достигать глубины в несколько метров. Там, на глубине, от вертикального стержня ответвлялись горизонтальные ростки, которые давали начало новым побегам.

Ближайшим родственником бодяка был осот огородный, отличающийся синеватым цветом стебля и листьев, которые на изломе обильно выделяли млечный сок. За это его часто звали "молочаем". Корни у осота были очень хрупкие; если при перекопке кусочек такого корня оказывался в горизонтальном положении, то по всей его длине прорастал целый лес синеватой зелени. В этом случае приходилось раскапывать грядку и удалять, в буквальном смысле, корень зла. Цветы у него мелкие, светло-желтые и тоже с пухом.

Этот ударный отряд дополнялся некоторыми более редкими союзниками. Кое-где на обочинах вдруг вырастала большая розетка гофреных, убийственно колючих листьев; даже смотреть на нее было страшно. Это заглянул в гости бодяк обыкновенный, принадлежащий к тому роду поистине адских колючек, которые в совокупности зовутся "чертополохом". У описанной выше лебеды (марь белая) была еще более могучая подруга - марь цельнолистная, которую я обыкновенно звал "слоновьей лебедой". Для нее не характерен белый мучнистый налет, а листья кажутся громадными треугольными лопухами. Это был настоящий патриарх хозчасти, его стебель нередко приходилось срубать топором. Там же, в хозчасти, никому особенно не мешая, росла полынь обыкновенная с темно-зелеными листьями и вишневым цветом стеблей. Видимо, из-за них ее прозвали чернобыльником, что дало основание некоторым сектантам приравнять Чернобыльскую катастрофу к апокалиптической "звезде Полынь".

Среди флоксов нередко вырастали очень похожие стебли с такими же листьями, которые, однако, принадлежали не флоксу, а сорняку - вербейнику обыкновенному, который цветет на опушках россыпью мелких золотых чашечек. Деревянистый стебель вербейника был до того прочен, что мог даже зазубрить косу, и никогда не выдергивался. Высокая кислотность почвы наглядно подтверждалась чахлыми елочками луговых хвощей, у которых, если покопаться в земле, были тонкие черные корни, похожие на проволоку. Хвощ, залезший на грядки, оставался там навсегда, но практически не мешал. На лужайках среди обычной травы топорщились кустики лесной осоки с жесткими опушенными листьями, о которые, в принципе, можно было порезаться. Кое-где вздымались толстые метровые стебли конского щавеля - абсолютно несъедобного растения с каменным стеблем, которое коса предпочитала обходить стороной. В середине лета стебли конского щавеля засыхали, выделяясь среди зелени своим темно-коричневым цветом.

Напоследок необходимо упомянуть о садовых растениях, которые, будучи оставлены без присмотра, агрессивно расползаются в стороны и глушат своих соседей. Я уже говорил о малине. Если рядом с малинной плантацией размещался огород или земляничное "поле", я время от времени "обрубал" их края лопатой и, услышав треск, вытягивал из земли черный малинный корень. Малина также с радостью облепляла ближайшие кусты и деревья; второй случай поощрялся, ибо от ствола откачивались грунтовые воды, но крыжовник или смородина могли не выдержать конкуренции. Странно также, что наиболее плодоносные кусты малины сидели не на своих грядках, а там, где не надо. Временами их аккуратно выкапывали и возвращали на место. Те садоводы, у кого малина вела себя особенно хамски, горизонтально врывали в землю большие доски как барьер для корней, но лишь зря переводили материалы: плети корней подлезали снизу, перебирались сверху или даже пробивали эти доски насквозь. Касательно пострадавших кустов нас утешала мысль, что ягоды все равно будут - не те, так эти.

Другим супостатом был хрен, который обыкновенно продается в банках как приправа к мясу. Рассказывают, что в XIX веке главным поставщиком хрена были суздальские монастыри. Монахи кропотливо перебирали землю руками и потом воздвигали из нее огромные гряды до 70 см в высоту. Поверху высевался хрен, который образует глубокие стержневые корни, их-то как раз и перемалывают ("трут") для еды. Эти корни совершенно невозможно вытащить; в урочное время монахи просто раскидывали гряду и вынимали их без порчи. Старые многолетние корни, вероятно, превышают толщину руки и едва перерубаются лопатой, хотя в этом возрасте они, скорее всего, уже несъедобны. Хрен, вроде описанного выше бодяка, размножается глубинными отпрысками, и поэтому его невозможно истребить. В ранние годы товарищества старуха Кулигина из вредности накидала к нам через границу семена хрена; Ольга забила тревогу и ревностно удаляла молодые ростки; но те, что остались, выпустили огромные глянцевые листья и наконец переползли через канаву обратно к Кулигиной. Нам они, в сущности, не слишком мешали.

Но, кроме хрена, Кулигина еще накидала люпин, и эта стрела, несомненно, попала в цель. В садовой иерархии люпин занимает двойственное положение. Его нередко выращивают как многололетний цветок, особенно рядами вдоль дорожки к уборной. Действительно, люпин образует крупные кусты с изящными веерами пальчатых листьев и яркими разноцветными колосьями - синими, розовыми, белыми. В минус ему зачитываются три обстоятельства: во-первых, отцветшие стебли обретают до крайности неряшливый вид; во-вторых, листья очень подвержены "мучнистой росе" и делаются грязными; в-третьих, весь куст имеет тенденцию разваливаться в стороны. В плюс же идет особенность люпина (как и прочих бобовых растений) выделять в почву азот, а сочная зелень дает большую массу для перегноя.

Некоторые ученики Мичурина (ложкой их по лбу!) советовали засевать люпин по всей территории и затем, когда вырастет, зарыть кусты целиком в землю. На заре товарищества каждому садоводу вручили громадный пакет этих семян; посеять-то их посеяли, а закапываться они не пожелали и с тех пор дико плодились по всем участкам. Люпин не умеет расползаться корнями, но его семена обладают убийственной всхожестью и, тесня друг друга, сживают со света даже малину. В первый год малюсенькие веерные листочки повсеместно торчат из травы, их десятки на каждом метре, и хозяин поневоле оставляет дело так. К следующему лету многие погибнут, забитые травой, но те, что выжили, образуют серьезный куст по пояс человеку, где сотни листьев тесно прут из единой кочкообразной култышки. После обкоса я брал острую тяпочку, несколькими ударами подрубал корни с разных сторон и потом одним ловким движением выковыривал из земли весь сгусток корней, напоминавший огромную бородавку. Полные тележки этих корневищ чередой текли в хозчасть, но легче не становилось. "Ну на хрена нам люпин?!" - горестно вопрошал я за ужином, устав от борьбы с обоими.

Иногда сорняками могут стать вполне респектабельные деревья, например, вишня. Я не могу объяснить, почему некоторые вишневые кусты, даже погибающие, вдруг начинают решительную корневую агрессию, давая отростки за несколько метров от главного ствола. О безнадежной борьбе наших соседей Шведовых с терновником рассказывалось выше. Некоторые тополя, наскучив годами торчать на одном месте, внезапно обнаруживают страсть к переселению. Так, наш великий тополь у крана незадолго до того, как его срубили, стал выпускать многочисленные побеги у нас и у Кукиных, за лето они вымахивали в человеческий рост. Расползаться в стороны хорошо умеют шиповники, включая розу-рогозу, ирга и в особенности декоративный кустарник спирея. Оттого для запущенных участков характерна ситуация вавилонского столпотворения, где различные садовые культуры, сдвинувшись со своих мест, отчаянно тузят друг друга под одобрительные возгласы сорняков.